Марш экклезиастов
Шрифт:
Бедный Джеймс!
Бедный Джеймс…
Бедная Джейн!
Однажды, лет двадцать назад, Брюс посмотрел фильм «Касабланка» — и поразился. Те, кто делал этот фильм — оператор, режиссёр, художник? — определённо бывали Здесь — хотя бы во сне.
Здесь не существовало цветов; Здесь не было даже чёрного и белого — только миллионы оттенков серого. Только в небе иногда проступало что-то розовое, или зелёное, или фиолетовое; но это было не часто.
Это место в принципе имело имя, но использовать его считалось почти непристойным. Говорили «Здесь», или «Тут», или «У нас» — всё с нажимом, как бы с большой буквы. С большой и писали, если хотели писать.
Здесь было жарко днём и зябко ночью, но Брюс — да и многие из душ — понимали, что понятия тепла и холода Здесь — такая же условность, как и стены домов, или мощённые плиткой тротуары, или фонтаны, бьющие тёмной водой, не оставляющей пятен на одежде. Иногда, если отвлечься или задуматься, можно было как бы забыть про окружающие иллюзии и увидеть этот мир таким, как он есть: ледяной бесконечной пустыней, по которой абсолютно пустой призрачный ветер носит туда и сюда дрожащие частицы пепла.
Но это — только если суметь по-настоящему отвлечься. Если же внимать окружающему миру, то глаз видел узкие переулки с коленцами крутыми и кривыми, дома где в два, а где в пять этажей, но все страшно узкие, в два окна самое большее; балкончики противустоящих домов иногда смыкались над головами; иногда открывались входы во дворы, заваленные бог знает чем; из подворотен следили глаза недобрых. Широкие бульвары тоже встречались, усаженные коренастыми, толстыми в комле деревьями с тонкими и прямыми, как розги, ветвями; листья их были чёрные, жёсткие, блестящие, похожие на жучиные надкрылья. По бульварам ездили на рикшах, — или, как они назывались Здесь, на рикисях. Вавилонское проклятие Здесь не действовало, все души говорили на каком-то странноватом едином общем языке — но как не понимали ближних своих раньше, так не понимали и сейчас…
Жалкая светская жизнь Здесь сосредоточена была на набережной Леты, в видимости моста. Такого фантастического нагромождения театров, вертепов, игорных и боксёрских домов, кабаре и прочего, и прочего Брюс не видел больше никогда и нигде, даже в Лас-Вегасе, до которого одно время был большой охотник. Да и сама набережная постоянно была запружена народом, как при больших гуляньях. Окна и вывески горели, над крышами распускались настоящие и фальшивые фейерверки — а на скамеечках сидели компании по пять-шесть-семь душ и, вырывая друг у друга бинокли, смотрели пристально и жадно, кто это там идёт по мосту, весь такой уставший, разочарованный и печальный.
Туман, сырые испарения Леты действовали как лёгкое веселящее зелье, поэтому на набережной не стихал глуповатый смех.
Брюс, поглядывая сверху вниз с самой верхней террасы набережной, дошёл до нужного ему открытого ресторана «Золотой якорь». Здесь, он знал, собирались контрабандисты, доставляющие некоторые капризные души не на Поля, а на Остров-Которого-Нет, место мифическое и легендарное, обиталище переставших быть богов и героев. Цену контрабандисты заламывали несусветную, и никто не был уверен, что они довозят пассажиров до места, однако Брюс знал точно: ему достаточно войти в ладью, и всё. Дальше он может править и сам. Нужна только палуба под ногами, парус и руль.
А лоции Леты не существует, что бы там ни говорили…
Подбежал знакомый половой Коля, раскланялся, подал меню. Брюс заказал коктейль «Грёзы адмирала» — тем самым подав условный знак, кого он тут ждёт. Пока же ему взбивали коктейль, пока несли, пока Брюс сидел, как бы думая, с какой бы стороны приступить к употреблению пинты тёмного высокоградусного рома, горки взбитых сливок, посыпанных коричневым сахаром и корицей, и малой толики воды из Леты, — он осматривался и мотал на ус.
Предметы Здесь казались даже более вещественными, чем в мире живых. На стену можно было опереться и разглядеть в известковом шве между тёсаными блоками ракушечника окаменевшую креветку; на стул — не просто сесть, а грохнуться с маху; столешница казалась грубо выструганной из дубовых палубных досок, пропитанных океанской солью до костяной твёрдости. Чем дольше Здесь задерживались души, тем более они становились похожи на обычных людей — мирных и буйных, кривых и красавцев, честных и сволочей, на женщин, детей и мужчин… Сегодня Здесь оказалось очень много полупризрачных душ, всё ещё ошеломлённых и даже возмущённых тем, что видимое вокруг совершенно не совпадает с их точными знаниями о том, как это должно быть на самом деле. Какой-то баклан, прости-господи, собрал вокруг себя довольно большую толпу полупрозрачных и кричал, что их всех обманывают и он идёт добиваться справедливости, а кто хочет — пусть идёт с ним!
Идти отсюда можно было только в одном направлении — на Мост.
Мост дальним концом пропадал в вечном тумане, и никто никогда не видел противоположного берега Леты. Брюс дошёл однажды до середины моста, но дальше идти не решился и с полпути повернул обратно. Было это давно, ещё при Анне Иоанновне, императрице дельной, но оболганной. Как сейчас помнил Брюс тоску, которая охватила его… и дивное пение, которое доносилось с проступившего в тумане берега. Долго потом душа томилась по тем неземным звукам…
С дальнего берега, из Элизиума, с Полей, ещё никто никогда не возвращался — ни мёртвые, ни живые. Там пропал неугомонный посвящённый Амброзий Бирс, бросившийся выручать друзей. Туда ушла и не вернулась Четвёртая Стальная имени Баруха Спинозы отдельная сотня Еврейского казачьего войска, увлёкшаяся преследованием барона Унгерна… Теперь вот Брюс сидел за столиком, смотрел на тающий в дали мост — и заставлял сердце не биться так отчаянно.
Нет. Рано ещё, рано идти по мосту. Рано… вато…
Есть у нас ещё дома дела…
— Любуетесь пейзажем, граф? — раздался за спиной приятный, с хрипотцой, голос. — Может быть, закажете даме шампанского?
Брюс оглянулся и встал.
По легендам, из-за этой женщины когда-то разразилась Троянская война. А на самом деле — из-за неё перессорились тогдашние боги.
— Рад видеть вас, Прекрасная, — сказал Брюс, кланяясь. — Какое именно шампанское вы предпочитаете?
— У них тут всё равно не шампанское, а газированный уксус, — махнула рукой в перчатке Елена Тиндариди, или Синдириди, или Прекрасная — её знали под разными именами. Ещё — Смуглая богиня, Смуглая леди, Леда… — Закажите мне лучше метаксу.
И Брюс повернулся, подзывая полового…
В ожидании парабеллума
Уже днём мы поняли, что попали всё-таки не туда. Во-первых, так сказал Крис. Что отца тут никогда не было, и вообще. Во-вторых, в небе, довольно далеко в стороне, но всё же вполне отчётливые, виднелись следы пролетавших реактивных самолётов. В-третьих, здесь, куда попали мы, лет триста как минимум нога человека не ступала. Это можно было понять, даже не будучи таким крутым специалистом по древним цивилизациям, как Лёвушка…