Маршал Шапошников. Военный советник вождя

Баландин Рудольф Константинович

И все-таки главная причина наших первоначальных неудач заключалась в недооценке возможностей вермахта. Впервые в истории войн фашисты начали стремительное наступление на всем протяженнейшем фронте. Им удалось сконцентрировать превосходящие силы вблизи советской границы так, что наша разведка значительно преуменьшила их количество и мощь. Как признал Г.К. Жуков:

«Нарком обороны, Генеральный штаб и я в том числе считали необходимым в условиях надвигающейся войны подтянуть материально-технические средства ближе к войскам. Казалось бы, это было правильное решение, но ход военных событий первых недель войны показал, что мы допустили в этом вопросе ошибку. Врагу удалось быстро прорвать фронт нашей обороны

и в короткий срок захватить материально-технические запасы округов, что резко осложнило снабжение войск и мероприятия по формированию резервов.

3?,8

При переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы и условия были далеко не равными».

За тот период, когда Шапошников был начальником Генштаба и главным военным советником Сталина, численность советских вооруженных сил возросла в 2,8 раза, достигнув 4,2 миллиона человек. Было сформировано 185 новых дивизий. Только вот уровень боевой подготовки был невысок, а техническое оснащение оставляло желать лучшего.

У немцев армия за два года войны превратилась в отлично отлаженный механизм. Легкие победы воодушевили солдат и офицеров. Они уверовали в свое превосходство над любым противником. Солдаты вермахта, преимущественно выходцы из рабочей среды, хорошо освоили технику. Советские солдаты были главным образом «от сохи», нередко малограмотные.

Еще раз повторю: в неизбежности войны никто не сомневался. В книге В. Вахания «Личная секретная служба И.В. Сталина» приведен ряд документов, свидетельствующих о его немалой осведомленности по поводу приготовлений Германии к войне. Например, ему сообщили, что начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер разрабатывает план наступления на Восток (хотя название «Барбаросса» не было упомянуто). Доложили Сталину и о записи Геббельса: «Фюрер подробно объясняет мне положение. Наступление на Россию начнется, как только закончится развертывание наших сил. Русские сосредоточились как раз на границе. Самое лучшее, на что мы можем рассчитывать; если бы они эшелонировались вглубь, то представляли бы большую опасность. Они располагают 150—200 дивизиями, может быть, немного меньше, но, во всяком случае, примерно столько же, сколько у нас. Но в отношении материальной силы они с нами вообще не могут сравниться. Мы не полемизируем в прессе, сохраняем полное молчание и в один прекрасный день просто наносим удар».

329

Однако было неясно, когда намечено нанести удар по СССР, какими силами, а главное, не подбрасывает ли немецкая разведка дезинформацию с целью обмануть англичан и форсировать Ла-Манш.

Сталин находился в безнадежной ситуации. Открыто подтягивать свои войска к западным границам, объявлять военное положение при наличии мирного договора с Германией явилось бы поводом для развязывания войны. В таком случае наиболее целесообразен опережающий удар по немцам. Однако тогда военное преимущество — временное — стало бы крупным политическим поражением. Страна социализма в глазах мировой общественности предстала бы захватчиком и поджигателем мировой революции. Да и многое ли удалось бы сделать за две-три недели до предполагаемого вторжения? Очень немного.

Наконец, нельзя требовать от Сталина какой-то сверхчеловеческой проницательности.

У него были руководители разведок, Генеральный штаб, Министерство иностранных дел. Он обязан был основывать свои решения на их рекомендациях и докладах. Если он допускал отдельные промахи и ошибки, ничего странного в этом нет. Нельзя же считать его гением из гениев!

НАЧАЛО

Войну нередко сравнивают с боксерским поединком. В такой аналогии есть свой резон. Сталкиваются в жестокой схватке два противника. Обычно этому предшествуют взаимные претензии, после чего следует объявление войны. Начинать ее принято разведкой боем, после чего в ход идут главные силы.

Нападая на СССР, Гитлер действовал иначе. Произошло, условно говоря, так. Один супертяжеловес подошел к другому, словно бы с мирными намерениями, и коварно нанес неожиданный мощнейший удар. Противник оказался в тяжелом нокдауне.

Такова примитивная схема, в некоторой степени отражающая реальность. Существенное уточнение: определились две коалиции. Произошла, как предполагал Шапошников в труде «Мозг армии», коалиционная война. Началась она раньше Великой Отечественной. СССР два года сохранял нейтралитет, участвуя лишь в локальных конфликтах с Японией и Финляндией. Гигантская страна заняла выжидательную позицию.

В тревожном ожидании возможного германского удара прошел май 1941 года, а там и половина июня. Создалось впечатление, что

– "ззо"- войну удалось отдалить до следующей весны. Было, возможно, искушение нанести противнику превентивный удар. Такой вариант, по всей вероятности, обсуждался. Какого мнения мог придерживаться Шапошников? Догадаться нетрудно.

С точки зрения военной стратегии опережающий удар дает серьезные преимущества. Противник будет вынужден отступать. Если он планировал агрессию, то его оборонительные рубежи окажутся слабыми. Отступление перейдет в паническое бегство или массовую сдачу в плен. Управление войсками будет дезорганизовано. Танковые армии и моторизованные части при поддержке авиации могут в считанные дни вклиниться на сто или двести километров в расположение врага, не давая ему опомниться. Ведь происходит не рукопашная схватка, как было до XX века, а «борьба моторов» и невиданной огневой мощи.

Примерно такими были — в самом общем виде — соображения Гитлера, решившего напасть на СССР. Фюрер, надо признать, находился в трудном положении. Затягивался военный конфликт с Великобританией, покоренные страны не были надежной опорой, а тотальная милитаризация Германии вынуждала вести агрессивную политику. По всем расчетам, к 1942 году Советский Союз мог значительно увеличить свою боеспособность, тогда как Германия уже подошла к пределу своих военных возможностей.

Но превентивный удар, целесообразный с позиций Генштаба, в политическом аспекте чреват большими осложнениями. Государство, вероломно нарушившее мирный договор, ставит себя вне закона. Фашистская коалиция, напав на СССР, еще раз показала, что не признает никаких соглашений. И хотя в Америке и Англии раздавались голоса, призывающие к окончательному «крестовому походу» против коммунистов, трезвые политики, обладавшие реальной властью, думали иначе.

Вечером 22 июня Уинстон Черчилль в радиообращении к английскому народу сказал:

«Никто не был более упорным противником коммунизма, чем я, в течение последних 25 лет. Я не возьму назад ни одного из сказанных мною слов, но сейчас все это отступает на второй план перед лицом разворачивающихся событий. Опасность, угрожающая России, — это опасность, угрожающая нам и Соединенным Штатам, точно так же, как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и свой дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех частях земного шара».