Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Шрифт:
Закрытый суд над этими командирами был отчасти показательным. И хотя вина их была немалая, все-таки наши поражения были вызваны в первую очередь объективными обстоятельствами, во-вторых, недостатками разведданных и, в-третьих, непредусмотрительностью руководства (главным образом Сталина), ожидавшего основной удар гитлеровцев на южном фронте.
В общем, все произошло так, как планировали Гитлер и его Генштаб. В дневнике генерал-полковника Ф. Гальдера от 5 декабря 1940 года приведены замыслы фюрера: «С самого начала наше наступление должно быть таким, чтобы раздробить русскую армию на отдельные группы и задушить их в “мешках”... Начиная с определенного момента, как это было в Польше, из строя выйдут транс-
338
порт,
...Огневой шквал, который обрушили немцы на наши позиции, лавины танков, сметающие все на своем пути, рев моторов на земле и в воздухе, грохот взрывов... Немногие необстрелянные солдаты и офицеры способны выдержать такое, не поддаваясь растерянности и панике. Врагов было в 3—4 раза больше, а техника у них была лучше нашей. К тому же, как признал Павлов, из 600 огневых точек было вооружено, и то не полностью, 189. И еще. Как показал этот генерал: «Боеприпасы были, кроме бронебойных. Последние находились от войсковых частей на расстоянии 100 км. В этом я виновен, так как мною не был поставлен вопрос о передаче складов в наше распоряжение».
На присоединенной в 1939 году территории Западной Белоруссии и Украины, в Прибалтике было немало немецких шпионов и сочувствующих фашистам. Сюда были заброшены диверсанты. Германский генштаб был хорошо осведомлен о наших недостроенных оборонительных сооружениях, о расположении частей и т.п. А за несколько дней вермахт прошел и прежние, на старой границе, оборонительные редуты. Их чаще всего даже не успевали привести в боеготовность. И хотя действиями Западного фронта руководили знающие и опытные Тимошенко и Шапошников, выправить катастрофическое положение они не смогли. И неудивительно. «На всех направлениях своих главных ударов, — свидетельствует Г.К. Жуков, — немецкие войска создали 5—6-кратное превосходство». 25 июня Шапошников просил Ставку разрешить отвод войск на линию старых укрепрайонов. Пока из Москвы пришло разрешение, а в штабе фронта составили директиву, гитлеровцы успели прорвать оборону и стиснуть наши части в «клещах».
26 июня враг подошел к Минскому укрепленному району. Немецкая авиация бомбила город и полосу нашей обороны. С юго-запада к столице Белоруссии подошел 47-й моторизованный корпус танковой группы Гудериана. Положение наших войск стало критическим. Тем более что командующий фронтом Павлов был в растерянности, а Шапошников, не выдержав напряжения, слег с приступами осложнившихся болезней сердца, легких, печени... 28 июня наши войска оставили горящий Минск. Несмотря на отчаянное, поистине героическое сопротивление превосходящим силам противника, отступление продолжалось.
Становилось ясно, что организовать надежную линию обороны в Белоруссии вряд ли удастся. Требовалось организованно подтянуть
339
резервы, развернуть их в боевые порядки, обеспечить всем необходимым. Как писал А.М. Василевский: «В конце июня Главное командование попыталось использовать выдвигаемые из глубины страны стратегические резервы для развертывания их на рубежах рек Западная Двина и Днепр. Однако подвижные крупные группировки врага опередили нас».
...Каков был вклад Шапошникова в организацию действий Западного фронта? В воспоминаниях крупных советских военачальников отражена главным образом их роль. Да и не следует преувеличивать значение тех или иных отдельных руководителей. Это архаизм, сохранившийся со времен Суворова, Наполеона, Кутузова и более ранних полководцев. Военные операции XX века разрабатывались и проводились коллегиально, хотя и по принципу единоначалия (ведь кто-то должен нести персональную ответственность за принятые решения и их выполнение). В Великую Отечественную было лишь два человека, отвечавших за общий ход сражений: Гитлер и Сталин. В конечном счете их
Но все-таки кто же в первые две-три недели боев реально организовывал оборону и планировал действия наших войск на Западном фронте? Д.Г. Павлов и В.Е. Климовских находились в подавленном состоянии, не успевая справляться с текущими делами, ориентироваться в постоянно меняющейся обстановке. От маршала Кулика в Москву не поступало сведений (возможно, он был деморализован не меньше Павлова и Климовских). Тимошенко через несколько дней после начала войны был отозван в Ставку Верховного Командования (командующим фронтом он стал 1 июля). Выходит, продумывать наши оборонительные операции приходилось главным образом Шапошникову, находившемуся в штабе фронта. Не случайно, когда он заболел, Сталин 26 июня вызвал в Москву с Юго-Западного фронта Жукова, предложив ему вместе с наркомом обороны Тимошенко и его заместителем Н.Ф. Ватутиным обсудить необходимые мероприятия на Западном фронте в сложившейся обстановке. Значит, до сих пор эта обязанность лежала на Шапошникове.
Потеря Белоруссии и Прибалтики показала, что Гитлер намерен в первую очередь захватить Москву и Ленинград. Надо было любой ценой остановить продвижение вермахта. Каким образом? И что происходит на Западном фронте? В Москве этого не знали. Как вспоминал А.И. Микоян: «29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия... Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на
340
Западном направлении сказать не мог... Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны... В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна...
Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует... Жуков... этот мужественный человек, разрыдался, как баба, и выбежал в другую комнату...»
Скверное сравнение употребил Микоян по отношению к человеку, в отличие от него не раз рисковавшему жизнью и доказавшему в боях свою выдержку, решительность, храбрость. Но уж если у Жукова не выдержали нервы, то можно себе представить, в каком напряжении приходилось работать. А в это время на Западном фронте наше отступление было в значительной степени организованно. Порой наши части, усиленные подошедшими резервами, атаковали противника, заставляя его обороняться, а то и отходить. Немцы стали осознавать, что перед ними какой-то иной народ, не похожий на тех, кого они прежде побеждали без особого напряжения, почти без потерь.
Вот записи из дневника Гальдера 24 июня: «Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». Офицер немецкой танковой дивизии сообщает: «Несмотря на то, что мы продвигаемся на значительные расстояния, нет чувства, что мы вступили в побежденную страну, которое мы испытывали во Франции. Вместо этого — сопротивление, постоянное сопротивление, каким бы безнадежным оно ни было. Отдельное орудие, группа людей с винтовками... человек, выскочивший из избы на обочине дороги с двумя гранатами в руках...»
Гальдер сообщает 29 июня: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо».
Выходит, противостояли вермахту не только самоотверженные мужественные бойцы, но и квалифицированные военачальники. Кроме того, мощные танковые армии немцев, рассекая наши части и совершая далекие рейды, отрывались от основных сил своей пе-