Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Шрифт:
Согласно документам и свидетельствам очевидцев, около 4 часов утра 22 июня 1941 года в Кремле собрались все члены Политбюро. Вел заседание Сталин. Были вызваны Тимошенко и Жуков. Молотов сообщил, что германское правительство объявило нам войну. Было решено дать новую директиву войскам — уничтожить врага. Но силы были неравными. Да и директива дошла до немногих наших частей. Оказывается, по свидетельству Г.К. Жукова, «перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками, и штабы округов и армий не имели возможности быстро передать свои распоряжения. Заброшенные ранее немцами на нашу территорию диверсионные группы в ряде мест
335
В штабы округов из различных источников начали поступать самые противоречивые сведения, зачастую провокационного характера».
В тот же роковой первый день войны Сталин вызвал Шапошникова. Об их разговоре сведений нет. Вряд ли можно сомневаться, что речь шла о возможном направлении главного немецкого удара. Сбивчивые, скудные, порой противоречивые сведения не позволяли сделать точных выводов. Но Борис Михайлович по-прежнему считал, что генеральное наступление идет на Москву. Вероломное нападение оправдано лишь в расчете на быстрейший разгром Красной Армии, захват столицы и капитуляцию советского правительства.
Судя по всему, Сталину и на этот раз, как в случае конфликта с Финляндией, пришлось если не сразу, то чуть позже осознать свой просчет и верность плана Шапошникова. Дело в том, что в последние месяцы пребывания Бориса Михайловича на посту начальника Генерального штаба под его руководством был составлен оперативный план развертывания Вооруженных Сил на случай войны, отражения агрессии фашистской коалиции. Предполагалось направление главного удара врага на Минск—Смоленск—Москву.
Докладывали этот план Сталину 5 октября 1940 года новые руководители Красной Армии: нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник Генштаба К.А. Мерецков. При обсуждении они согласились с мнением Сталина, что Германии целесообразно направить основные усилия на юго-запад, чтобы захватить наиболее богатые сельскохозяйственные, промышленные и сырьевые — прежде всего нефтяные — районы СССР. Суждение было логичное, оспаривать его ни Тимошенко, ни Мерецков не стали. Не учтено было то, что понимал Шапошников: в германском генштабе должны были предвидеть такой ход мысли противника, а потому выбрать другое главное направление. Гитлер рассчитывал на молниеносную войну, как во Франции. Его должен был устраивать вариант скорейшего взятия Москвы.
Однако на обсуждение оперативного плана Шапошникова не пригласили. Приняли вариант, предложенный Сталиным. В результате было решено сосредоточить основную группировку советских войск не на западном, как предусматривал Шапошников, а на юго-западном направлении. (Этот просчет сказался на ходе первых месяцев боев и облегчил немцам путь на Москву.)
На Западном фронте, судя по тревожным, если не паническим сообщениям командования, дела обстояли скверно. Сталин немед-
ленно направил в штаб фронта вместе с Шапошниковым маршала Кулика как представителей Ставки Главного командования. Вскоре туда прибыл и нарком обороны Тимошенко. Наиболее мощный бронированный кулак врага находился в группе армий «Центр». В нашей обороне сразу же образовались глубокие прораны. Сказалось значительное превосходство противника в живой силе и технике.
Как писал генерал армии, работник Генштаба С.М. Штеменко: «Просчеты и упущения в подготовке войск к отражению первого удара немецко-фашистских захватчиков, бесспорно, осложнили наше положение при вступлении
Но прежде было одно из первых — на равных! — Смоленское сражение. О нем стоит сказать особо.
НА МОСКОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ
К исходу четвертого дня войны немецкие танковые соединения группы «Центр» продвинулись на восток до 200 км. События, происходившие здесь, на главном направлении, точно восстановить вряд ли возможно. Командовал Западным фронтом Герой Советского Союза генерал армии Д.Г. Павлов (отличившийся на войне в Испании). С некоторыми своими дивизиями он не имел надежной связи, а потому отчасти потерял управление армиями. Один из его просчетов оказался роковым: он с опозданием выполнил распоряжение Москвы о выводе трех дивизий из Бреста, и потому они на выходе из города были разгромлены противником.
Павлова арестовали 4 июля 1941 года. Командовать Западным фронтом стал Тимошенко. Обязанности начальника штаба исполнял, по существу, Шапошников. Однако такие кардинальные перемены в руководстве к принципиальным улучшениям не привели: немцы продолжали наступление; наши части не могли им противостоять.
Суд над Павловым был скорый и отчасти несправедливый. 22 июля вместе с ним приговорили к расстрелу генералов В.Е. Кли-мовских (начальника штаба фронта), А.Т. Григорьева (начальника связи), А.А. Коробкова (командующего 4-й армией). Их признали
337
виновными в трусости, бездействии, развале управления войсками и т.п. По признанию Павлова: «Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период боевых действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне». Он совершенно верно отметил: «Основной причиной всех бед считаю огромное превосходство танков противника и его новой материальной части и огромное превосходство авиации противника». На заключительном заседании подтвердил свое прежнее показание: «Вторая причина поражения заключается в том, что работники штаба фронта, в том числе и я, и командиры отдельных соединений преступно халатно относились к своим обязанностям, как до начала военных действий, так и во время войны».
Между прочим, на следствии Павлову предъявили обвинение и в государственной измене, участии под руководством Уборевича в заговоре с целью свергнуть Сталина. Оказывается, было известно, что соответствующие разговоры вел с ним Мерецков, когда они были в Испании. Кроме того, Павлов был поклонником военного таланта Уборевича. И первое, и второе Павлов признал, но участие в каком-либо заговоре и тем более действия в пользу Германии категорически отверг. В приговоре такое обвинение было опущено.
Напрашивается вывод: Мерецков специально вел подстрекательские разговоры с Павловым, проверяя его отношение к Сталину, советской власти. Об этой «работе» он, судя по всему, докладывал вождю. Результаты такой проверки были сочтены удовлетворительными; Павлов получил высшую награду страны и повышение по службе. Однако он умолчал о предосудительных высказываниях Мерецкова, а потому остался в числе не вполне благонадежных. Прошлые «прегрешения» припомнили, присовокупив к обвинениям в крупных просчетах во время начавшейся войны.