Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Шрифт:
Советское Верховное Главнокомандование, судя по всему, решило сковать наступление Гудериана, даже если это повлечет за собой ввод в бой части тщательно оберегаемых свежих резервных войск... В каждом случае советские части участвовали в бою лишь краткое время, а затем отходили в заснеженную глушь к югу от Оки, но их вмешательства было достаточно, чтобы помешать развитию удара 2-й танковой армии, который уже не выглядел на карте как острие копья, а напоминал опухоль, которая вздулась по обеим сторонам неподдающегося шипа — Тульского гарнизона».
И все-таки немецкое наступление продолжалось, хотя силы нападавших были
Снова повторю (ибо это не отметили историки Великой Отечественной войны): в дезинформации, «добытой» германской разведкой, равно как в контрнаступлении Тимошенко, ясно усматривается продуманный стратегический замысел начальника советского
Генштаба Б.М. Шапошникова, готовившего план решительного разгрома фашистских войск под Москвой.
О том, как развивались события, написано много книг и статей. Обычно идею зимней московской кампании приписывают Г.К. Жукову. Но совершенно очевидно, что подготавливалась она, по меньшей мере, месяц, за время которого у командующего Западным фронтом и без того текущих, поистине горящих дел было множество. Да и не ведал он ни внешней военной разведкой, не распоряжался резервами Главного Командования, не планировал и не проводил действия наших партизан и войск на других фронтах. Всем этим, кроме Сталина, занимался Шапошников.
По имеющимся данным, в первой половине ноября Западный фронт получил серьезные подкрепления: 300 танков, 2 тысячи орудий, 100 тысяч человек. Кроме того, ему передали 50-ю армию с Брянского и 30-ю — с Калининского фронтов. Как пишет А. Кларк:
«Жуков и начальник Генерального штаба Красной Армии ожидали, что немцы предпримут еще одно усилие. Они также правильно предугадали его форму — возврат к ортодоксальному плану окружения с бронетанковыми силами, сконцентрированными на флангах. Соответственно советское командование также сосредоточило на флангах сильные группировки своих войск. 1-я Ударная армия находилась в районе Загорска (ныне Сергиев Посад. — Авт.) в резерве к северу от Москвы; 10-я армия и сильный 2-й кавалерийский корпус — к югу от столицы в районе Рязани и Каширы; новая 26-я резервная армия сосредоточилась к востоку от Москвы в районе Коломны, Ногинска и Егорьевска, а части новых резервных 24-й и 60-й армий развертывались в зоне обороны Москвы. Основная часть этих сил и входившие в их состав сибирские дивизии дислоцировались позади линии фронта в глубине обороны. Они не должны были тратить себя, преграждая путь немецким танкам, а позволить дивизиям Гота и Гепнера на севере и Гудериана на юге вступить в их расположение и повернуть к Москве, израсходовав свою ударную мощь в боях с русской пехотой, занимавшей внутреннее кольцо обороны столицы. Это была операция столь же деликатная и ответственная, как маневр («манолетина») матадора, который, отводя свой красный плащ в сторону, позволяет быку проскочить рядом и слегка коснуться себя».
А теперь обратимся к свидетельству Г.К. Жукова:
«...В начале ноября нам удалось своевременно установить сосредоточение ударных группировок противника на флангах нашего фронта обороны. В результате было правильно определено направ-
371
ление главных ударов врага. Ударному кулаку противника мы противопоставили глубоко
Коммуникации врага, протянувшиеся более чем на тысячу километров, находились под постоянными ударами партизанских отрядов, которые своими героическими действиями регулярно нарушали снабжение войск противника, работу его органов управления.
Большие потери гитлеровских войск, затяжной характер, который приняла операция «тайфун», ожесточенное сопротивление советских воинов — все это резко отразилось на боеспособности немецко-фашистских войск, породило в их рядах растерянность и неверие в успех...
В этих условиях готовилось контрнаступление под Москвой. Сама идея его возникла еще в ноябре. В ходе оборонительных сражений она окончательно сложилась, стала важнейшим и постоянным элементом замыслов и расчетов Ставки Верховного Главнокомандования».
Как видим, Георгий Константинович не приписывает себе идею подготовки краха «Тайфуна».
Поздно вечером 29 ноября ему из Ставки сообщили: принято решение о начале контрнаступления и предложили представить конкретный план операции. И он был представлен буквально на следующий день! Ясно, что это были скорректированные, а не внезапно рожденные полководческим гением документы. Так и пишет маршал Жуков: «Подробностей от нас не требовалось, поскольку все основное было заранее оговорено лично с И.В. Сталиным, Б.М. Шапошниковым и А.М. Василевским».
Как показали все последующие события, «мозг армии» Советского Союза, начиная с середины ноября, оказался значительно проницательнее самоуверенных руководителей германского вермахта и государства. В этом заслуга, мне кажется, прежде всего Шапошникова и его школы, к которой принадлежал А.М. Василевский.
Почему это обстоятельство осталось незамеченным, а точнее, недооцененным серьезными, квалифицированными военными историками? Пожалуй, по той простой причине, что о крупных стратегических замыслах Б.М. Шапошникова знал очень ограниченный круг лиц, а порой — только он и Сталин. Г.К. Жуков, как показала, в частности, разведывательная операция «Монастырь», в некоторых
372
случаях не догадывался о замыслах Верховного Главнокомандующего и начальника Генерального штаба Красной Армии. Этим, безусловно, никак не умаляются заслуги замечательного полководца Великой Отечественной.
Между прочим, Борис Михайлович отмечал как весьма важный аспект боевых действий моральное состояние противника. Показателен такой эпизод. Начальник штаба 20-й армии полковник Л.М. Сандалов, 27 декабря 1941 года произведенный в генералы, вспоминал, как вечером 8 декабря 1941-го ему позвонил маршал Шапошников.
«После моего доклада об обстановке он спросил:
— Правда, что в Красной Поляне сдались в плен сразу одиннадцать немцев?
После моего утвердительного ответа он, как бы для себя, заметил:
— Начали сдаваться в плен группами... Раньше этого не было».
Итак, в начале декабря 1941 года немецкая военная машина под
Москвой начала давать сбои. Ответный удар был рассчитан точно по времени и силе. Вновь предоставим слово Алану Кларку, выступающему у нас в качестве независимого иностранного эксперта: