Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха
Шрифт:
9 июля 1940 года, ровно через два месяца после отъезда фюрера из Берлина, многочисленные толпы людей восторженно встречали специальный поезд, триумфально прибывший на главный вокзал Мюнхена. Накануне Гитлер с трибуны рейхстага обратился к своим солдатам с благодарственной и хвалебной речью. Теперь он решил оказать своему верному вассалу честь, которой удостаивались лишь единицы: он дал обед в доме Бормана в Пуллахе, на который пригласил [265] мюнхенских художников. Затем последовали — в честь победы! — торжественные церемонии на государственном уровне и серия поездок между Бергхофом, Линцем, Мюнхеном, Берлином, а также визит в Эссен на празднование дня рождения оружейного короля Круппа, которому Борман от имени Гесса вручил бюст Гитлера.
Во время мирного периода Борман, как и все высшие партийные
Впрочем, вскоре выяснилось, что поляки не смирились с рабским положением, и хозяйственно-экономические планы оказались сорванными. Лучше других в экономическом отношении дела шли у гауляйтера Восточной Пруссии Коха, который отличался крайней жестокостью и проводил операции по массовому уничтожению поляков. Увидев, что дело принимает такой оборот, Борман отрекся от своих указаний Франку и наладил дружеские отношения с Кохом.
План порабощения Польши дал осечку и в другом аспекте. Поляки, вывезенные в Германию для работы на фабриках и в крупных хозяйствах, вступали в интимные связи с «чистокровными арийками», которые страдали от недостатка мужчин (вследствие мобилизации немцев в армию). Женщин, забывших о «национальной гордости», гестапо ссылало (как минимум на несколько месяцев) в концентрационные лагеря. Худшая доля ожидала их любовников, которых, согласно приказу Гиммлера, вешали без суда. Однако сначала фотографии соблазнителей отсылали в специальный отдел гестапо и, если внешне они достаточно подходили под критерии «германского расового типа», их могли «германизировать» и оправдать. [267]
Запреты и казни Борман считал единственно действенными методами. Он также приказал гауляйтерам строго исполнять постановление министра внутренних дел (к созданию этого документа он сам приложил руку), предписывавшее учреждать специальные дома для содержания проституток. Но и в этом отношении следовало твердо соблюдать принципы расизма: для иностранных рабочих надлежало создать отдельные бордели. В случае возникновения каких-либо трудностей при осуществлении этой программы Борман предписал немедленно обращаться напрямую в партийную канцелярию.
Вместе с тем Мартин понял, что демографическая обстановка в Германии серьезно ухудшилась. Он решил осуществить эксперимент, призванный решить одновременно несколько проблем:
Существовали также приюты «Лебенсборна» для детей, вывезенных из оккупированных стран. Туда отбирали детей, которые по размерам головы, носа, подбородка, составу крови и прочим «признакам» удовлетворяли требованиям «нордического типа». На основе этих данных чиновники СС решали, кто «достоин стать сыном великой Германии», а остальных отправляли в концлагерь. Избранным прививали нацистские «добродетели»: преданность фюреру, повиновение воспитателям из СС, жестокость, ненависть к неарийским народам.
Одной из наиболее существенных проблем освоения оккупированных земель рейхсляйтер НСДАП считал — во исполнение планов фюрера о завоевании «жизненного пространства» для немцев — «освобождение» территории Польши от евреев. «Все, кто вершил убийства, умерли: Гитлер, Гиммлер, Борман, Гейдрих, Эйхман», — заявил Эрнст Кальтенбруннер, последним возглавлявший тайную полицию и службу безопасности, когда на Нюрнбергском процессе над военными преступниками зашла речь о массовом истреблении евреев. Он ошибался, полагая, что Эйхмана нет в живых, и забыл причислить к инициаторам Геббельса. Гиммлер, Гейдрих и Эйхман стояли у рубильника, включившего машину уничтожения. Геббельс в театральных припадках фанатизма раздувал истерию. Гитлер — реальная управляющая сила — давал устные указания своим «товарищам по партии» во время непринужденных бесед, не оставляя письменных подтверждений своей причастности к убийствам.
Роль Бормана хорошо видна на примере инцидента, случившегося ближе к концу 1940 года. Генерал-губернатор Ганс Франк был вызван в партийную канцелярию для обсуждения состояния дел в Польше, [269] территорию которой собирались использовать для создания центров размещения депортированных евреев. На той встрече, кроме гауляйтера Эриха Коха и гауляйтера Вены Бальдура фон Шираха, присутствовал также и Борман. Как обычно, после обеда Гитлер долго вещал, а его гости покорно внимали и с готовностью поддакивали. Борман сидел молча и вел запись беседы, одновременно намечая основные пункты будущего циркуляра.
Франк похвастал, что многие районы Польши, включая Краков, где находилась его резиденция, почти полностью очищены от евреев, которых свозили в специальные гетто. Но он возражал против направления туда евреев из других округов, ибо имевшиеся гетто уже оказались переполненными. Кроме того, если некоторые районы Польши войдут в состав рейха, то у него не останется места для создания новых еврейских резерваций. Кох заявил, что вообще очистит свой округ от евреев и поляков, а Ширах требовал вывезти более шестидесяти тысяч остававшихся в Вене евреев на оккупированную Германией территорию Польши.
Педантичный исполнитель, Борман не замедлил превратить слова в дело. Несколько дней спустя он напомнил Гитлеру о венских евреях, вновь возбудив в фюрере нетерпимость молодых лет, выплеснувшуюся на страницы «Майн кампф». Решение фюрера было коротким: в связи с дефицитом жилой площади в Вене «шестьдесят тысяч евреев, по-прежнему проживающих в венском округе, депортировать в Польшу без промедления, где удерживать вплоть до окончания войны»{37}. Борман сразу передал распоряжение Ламмерсу, который 3 декабря 1940 года направил сей приказ Шираху и руководителям СС и полиции. [270]