Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха
Шрифт:
«Опыт показывает, что общественность не выражает негодования, когда переоборудование монастырей оправдано полученной от этого пользой. Не вызывает сомнения полезность госпиталей, домов отдыха, центров национал-политического образования, школ Адольфа Гитлера и т. д. Такие работы следует развернуть как можно шире».
Телеграмма, конечно, не являлась юридически закрепленным законом или декретом о конфискации собственности. Любопытно также, что Борман даже не ссылался на распоряжение Гитлера. Однако никто не сомневался, что внутри партии Гитлер поддержал бы рейхсляйтера НСДАП, а в случае серьезного скандала фюрер мог официально откреститься от причастности к этой программе.
Уже в марте гауляйтеры получили инструкции о том, какие предлоги рекомендовалось
Инструкция содержала косвенное указание на причастность Гитлера: отчеты по фактам реквизиций надлежало направлять фюреру. Более того, во время визита в Вену Гитлер рекомендовал (не приказал!) передавать конфискованное имущество в собственность местных властей. Борман немедленно сообщил об этом решении Ламмерсу, стремясь упредить меры рейхсминистра финансов, который собирался рассматривать это имущество как собственность центрального правительства.
С добычей обходились согласно установленному Гитлером порядку: кто мог урвать кусок пожирнее, тот его и хватал. У Бормана появилась возможность проявить себя защитником интересов гауляйтеров и настоять на передаче конфискованного имущества монастырей в их ведение. В письме Ламмерсу он подчеркнул, что всякий, кто отрицает право гауляйтеров забрать это имущество в собственность партии, покушается на независимость гауляйтеров от правительственных органов. Тем самым рейхсляйтер НСДАП заодно оставил не у дел и министра внутренних дел Фрика. [277]
Тяжбу по поводу Клостернейбурга — одного из крупнейших и красивейших монастырей Австрии — можно считать типичным примером того, как готовилась и осуществлялась сама процедура конфискации. Через несколько дней после издания Борманом указания о начале кампании против монастырей партийные лидеры Остланда (восточных земель) собрались в Вене, чтобы выбрать жертву пожирнее. Их взоры привлек монастырь в окрестностях Вены. Раскинувшийся на площади более девяти тысяч гектаров (что соответствовало доброй сотне крупных ферм) и владевший, кроме того, еще несколькими отдельными земельными участками, многими зданиями (все поддерживались в отличном состоянии), церковью XII века, произведениями искусства, ценной коллекцией монет, библиотекой из 120 тысяч томов и знаменитыми винными погребами, Клостернейбург оказался поистине лакомым кусочком. Предварительно решено было разместить в стенах монастыря одну из школ Адольфа Гитлера, цель которых состояла в воспитании молодого пополнения партии. Размеры владений, наличие хороших зданий и почти идеально ровные поля, на которых предполагалось создать комплекс спортивных площадок, сочли особенно подходящими условиями. Однако действовать следовало без промедления, поскольку за право открыть очередную школу боролся также Гамбург.
На следующий день венское гестапо приступило к изучению накопленных материалов. Среди прочего выяснилось: некогда возникло подозрение в том, что в монастыре производились незаконные операции с валютой (впрочем, впоследствии оказалось, что подозрения были беспочвенными); прелат поддерживал дружеские отношения с бывшим канцлером Куртом фон Шушнигом; некоторых монахов обвиняли в нарушении правил морали и монастырского устава, других подозревали в подрывной деятельности. Было [278] решено возбудить судебный процесс по последнему пункту. Буквально через месяц, то есть в феврале 1941 года, рейхсляйтер и губернатор Вены Бальдур фон Ширах подписал приказ о конфискации.
В декабре 1940 года рейхсляйтер НСДАП вновь пожаловался Гитлеру на своевольного гауляйтера
Долгие годы Борман шел к вершине, прокладывая себе путь интригами и расталкивая конкурентов локтями. В то же время успех стал возможен в огромной степени благодаря его поразительной работоспособности, граничившей с одержимостью. В итоге он одержал верх почти над всеми приближенными фюрера. Лишь несколько высших руководителей сохранили относительную независимость, но и те не смели вступать в открытую конфронтацию, поскольку Борман [279] обладал правом вещать от имени самого фюрера. И все-таки не была бы его власть столь всеобъемлющей, если бы не произошло из ряда вон выходящее событие, глубоко шокировавшее всю страну, — тем более что случилось оно в тот момент, когда Гитлер покорил пол-Европы.
11 мая 1941 года, приблизительно в 10 часов утра, в Бергхофе появились адъютанты Рудольфа Гесса Дитш и Летген. Перепуганные, с побелевшими от страха лицами, они сообщили, что доставили от своего патрона личное письмо фюреру. В эти утренние часы Гитлер, по обыкновению, еще спал, и гостям пришлось дожидаться в приемной. Когда пришел Шпеер с охапкой архитектурных эскизов, приехавшие попросили пропустить их вперед ввиду срочности миссии. Наконец, Гитлер вышел из своих покоев на втором этаже и не спеша спустился по широкой лестнице. Фюрер пригласил Дитша в примыкающую комнату. Шпеер только начал раскладывать эскизы, как вдруг услыхал нечленораздельный звериный вопль, перешедший в визгливые крики: «Бормана, живо! Где Борман?»
Тем, что так разъярило Гитлера, немедленно потребовавшего к себе самого доверенного слугу, было письменное сообщение Гесса о намерении вылететь в Англию, дабы, воспользовавшись поддержкой влиятельных друзей, положить конец войне против Британской империи до начала тщательно спланированной кампании против Советского Союза. Борман получил задание немедленно вызвать Геринга, министра иностранных дел фон Риббентропа и генерала люфтваффе Эрнста Удета. Суть происшедшего вскоре прояснилась.
Накануне после полудня Рудольф Гесс — военный летчик, постоянно поддерживавший летные навыки, — вылетел из аэропорта Аугсбурга на самолете «Мессершмитт-110» в сторону Северного моря, взяв [280] максимальный запас топлива, карты и последние сводки погоды. Удета спросили о шансах Гесса добраться до Англии. Справившись о состоянии погоды, тот рапортовал, что, учитывая трудности навигационного характера, этот перелет в равной степени может окончиться как успехом, так и неудачей.
У Гитлера появилась надежда: «Хоть бы он упал в Северное море! Тогда он исчезнет без следа и мы сможем придумать объяснение». На деле же Гесс, проявив удивительное умение, добрался до цели своего полета, дотянув аж до Шотландии, и приземлился за двенадцать часов до того, как ад разверзся в Бергхофе.
Гитлер был уверен, что Гесс не выдаст государственные секреты, но его чрезвычайно заботило, как сообщить германской общественности и союзникам об исчезновении заместителя фюрера, официально назначенного вторым (после Геринга) преемником высшей власти в государстве. Консультации по этому поводу тянулись часами и завершились принятием предложения Бормана объявить Гесса обезумевшим. Шеф германской прессы Дитрих получил задание распространить от имени правительства заявление о том, что Рудольф Гесс, нарушив приказ Гитлера, запретившего ему летать по причине прогрессирующего заболевания, вновь сел в самолет, но из полета не вернулся.