Мартлет и Змей
Шрифт:
…В зале бессильно трещал камин, не в силах разогнать обитающий здесь холод. Могильной мерзлотой веяло не столько с улицы, сколько от двух фигур, застывших над мертвым телом, нелепо раскинувшим руки напротив распахнутого окна. Осенний ветер гулял меж ножек столов и стульев, путался среди свечных огарков, шелестел залетевшими с улицы пожухлыми желто-коричневыми листьями, небрежно перетаскивая их по полированным плитам холодного пола. Уныние и увядание царили повсюду – неудивительно, ведь мрачный Анку только что побывал здесь и теперь гнал свою скрипучую телегу в иные края.
– Лучшего ты и не заслуживал. –
Неллике обернулся. Сэмюель стоял рядом – к нему уже вернулись и силы, и внешняя красота, и холодный ум, присущие не испытывающим долгого голода вампирам. Сейчас он походил на человека лет тридцати с благородными чертами лица и довольно приятной для глаза внешностью. Морщины разгладились, цвет глаз сменился с желто-янтарного на обычный карий. Лишь отливающая неестественной бледностью кожа выдавала в нем пьющего кровь монстра – этот отличительный признак пройдет еще не скоро.
– Как он умер? – поинтересовался Остроклюв.
– Он был наготове и ожидал нападения, – скривил испачканные в чужой крови губы вампир – нужно сказать, зрелище было не из приятных. – Но чтобы справиться со мной, мало ударить ножом в сердце. Думаю, он до последнего не понимал, с кем сражается. А когда понял, я уже вонзил зубы в его сломанную шею. И пил, пил, не в силах остановиться. Это такое наслаждение – утолить голод впервые за столько лет…
– Избавь меня от описания своих низших потребностей, – нахмурился эльф. – На этот раз с предателем покончено. Он так и не понял, что не было никаких «Хвостов Саламандры», и вся эта ловушка – лишь для него одного.
– Значит, мой средний сын здесь не появится? – В глазах вампира промелькнуло разочарование.
– Не терпится заключить его в объятия? – Остроклюв усмехнулся.
– Не терпится. Верно… – хрипло и как-то обреченно тихо, словно только что проглотил склянку смертельного яда, произнес Сэмюель Бремер. – Выдерживая невыносимые муки и будучи не в силах лишить себя жизни все эти годы, я мечтал лишь об одном – убить его. Каждое утро, засыпая, я в мыслях вонзал клыки в его кожу. За столько лет мои жажда и ненависть слились воедино – я никогда не насыщусь, пока не уничтожу это свое порождение. Он – моя кара за грехи, он – мое проклятие, он – нескончаемый лютый голод моей души и совести, и только избавившись от него, я стану свободен.
– Свободен? – усмехнулся эльф. – Вообще-то довольно странно слышать от киервепро такие вещи, как совесть или душа.
– Не веришь в проклятую совесть и проклятую душу, эльф? Не веришь, что свобода для меня – вовсе не вседозволенность и не низменная возможность пить чью-то кровь и разрывать плоть? – Вампир казался абсолютно равнодушным, но эльф прочел все едва уловимые признаки презрения. – Я не боюсь смерти. Прикончи меня – и я не стану сопротивляться: не-жизнь давно опротивела мне, и никакие жертвы, никакая кровь не вернут былого. Позволь мне лишь утолить мой единственный, истинный голод. Один лишь раз.
– Убей его. – Неллике взялся за кольцо и повернул его камнем внутрь. Магия черного обсидиана
Старший из Бремеров запрокинул голову и пронзительно закричал…
…Лестница в подземелье дозорной башни Бренхолла всякий раз вызывала у барона Танкреда раздражение и приступы злости, и все же за те десятилетия, что он спускался сюда, Огненный Змей так ни разу и не отдал приказ заменить ступени на более широкие, уменьшить крутизну спуска или, например, подновить расшатанные перила. А все потому, что эта самая лестница была такой же частью его родового замка, как рука является частью вашего тела. Вы же не прикажете отрубить себе руку и прирастить другую? Так и барон Бремер не собирался менять то, что окружало его с самого детства, то, что сделало его тем, кто он есть. Эта самая лестница была частью несгибаемого духа Бренхолла, частью фамильного гнезда Василисков, что неизменно обращало сердца своих выкормышей в камень. Все Бремеры по мужской линии были такими: упорными, беспринципными, жестокими. Из поколения в поколение они вырастали похожими друг на друга, и порядок вещей не собирался меняться – что там какая-то лестница…
Барон вновь зацепился подолом мантии об очередную завитушку перил, но ни единого слова проклятия на этот раз не сорвалось с его губ. Сейчас он не мог позволить себе шуметь – там, внизу, должна была караулить эльфийская стража, ведь ал Неллике не мог оставить пленников барона без присмотра. Но вот на то, что Огненный Змей сам заглянет сюда, он вряд ли всерьез рассчитывал, и барон решил с лихвой воспользоваться предоставленной возможностью. У Танкреда оставалось еще одно незаконченное дело здесь, в замке, – пришла пора воздать его врагам по заслугам. Нужно было лишь кое-кого спустить с цепи. И тогда грядущая ночь покажется эльфам весьма… забавной…
– Ай ние ди торве! Айниэнн! – раздался вскрик на эльфийском, но Танкред не понял, что он значит.
Лестница закончилась, и в отблеске чадящих факелов показался один из них: высокий и бледнокожий, с безупречно красивым, вытянутым, без единой морщинки лицом. Эльф выхватил из висящих за спиной ножен меч и уверенным движением выставил перед собой каплевидный щит. Танкред лишь усмехнулся, сплетая в руках огненный шар, – чего стоит все это мастерство боя, когда магическое пламя выжигает глаза, опаляет волосы и выплавляет душу из тела? Огню не важно, кто перед ним: простой крестьянин или же древний воитель из самого Конкра. Всего лишь пара ничего не значащих для простого смертного слов, всего лишь один незначительный, с виду небрежный жест…
С сухим треском шар сорвался в полет; за ним тянулась тонкая пламенная нить, конец которой был зажат меж пальцев Танкреда. Эльф успел прикрыться щитом, но огненный сгусток оказался далеко не так прост – вместо того чтобы разорваться, ударившись о выставленный на пути металл, он неожиданно взмыл в воздух и тут же рухнул вниз, ударив в не защищенное забралом лицо. Безжалостный маг превосходно управлялся с клубком огненных нитей. Страж повалился мертвым, а Танкред резко потянул клубок за нить к себе. Шар сматывался, крутясь вокруг собственной оси, пока не оказался в руках волшебника.