Мартовские колокола
Шрифт:
— Ладно, вот тогда и решим. А сейчас — вопросы есть? — Геннадий обвел соратников взглядом. Все молчали — всякий, как и полагается, знал свой маневр. — Ну что ж, тогда ближайшие две недели каждый занимается своим делом. Старший — Виктор.
— Всё–таки решил ехать? — уныло спросил Дрон. Перспектива отлучки Геннадия его не радовала — в его присутствии штатный боец «Бригады Прямого Действия» чувствовал себя куда увереннее.
— А что делать, Дрога? — снисходительно усмехнулся вождь. — Нельзя упускать такой случай. Сам подумай — какие люди!
— Да… согласился Виктор. — Это нам повезло. Кто бы мог подумать — сам Бронислав Пилсудский! А еще…
— …братец Саша. — закончил за него Геннадий. Спасибо пану Радзиевичу и его питерским знакомым.
Студент Университета Янис Радзиевич, с которым (как, впрочем и с испытанным уже в деле Жоржем- »красавчиком») «бригадовцев» познакомил всё тот же Володя Лопаткин, оказался человеком на редкость осведомлённым. Уже во время студенческой вечеринки, куда, к слову сказать, он же их и пригласил, Геннадий с Виктором разговорились с поляком. К концу мероприятия они уже вполне понимали друг друга; Радзиевич отпускал прозрачные намёки, Геннадий тонко улыбался и отмалчивался — но и за намёками и за молчанием этим стояло что–то такое, что оба они смогли учуять друг в друге. На следующий день Геннадий встретился с Янисом в Александровском Саду; о чем они там беседовали, он рассказывать соратникам не стал, а лишь объявил, что срочно уезжает вместе с паном Радзиевичем в Санкт—Петербург, и велел Виктору озаботиться запасным комплектом документов на другое имя.
Больше недели Геннадий, подобно театральному интригану, держал друзей в напряжении, и вот вчера назвал наконец две фамилии. И если первая, «Пилсудский», лишь повергла соратников Геннадия в недоумение, то вторая, в сочетании с именем «Александр» произвела эффект разорвавшейся бомбы. Перед «бригадовцами» сразу же замаячили прожекторы Дворцовой площадью, выстрел «Авроры» и известный по бесчисленным фильмам негромкий картавый выговор…
— И что, их будет семнадцать? — потерянно спросил Николка. — И все — офицеры?
— Вообще–то нет. — уточнил барон. — Офицеров — только дюжина. Остальные — унтера, из той группы, что полковник особо обучает.
— Да как же мы с ними справимся, Модест Петрович? Дюжина офицеров и пятеро унтеров, наверное, самые лучшие в батальоне, так? — Яша недоумённо поскрёб в затылке. — Ну я ещё понимаю, вы… Роман вот… Ваня тоже, наверное умеет кое–что. Но я-то вообще стрелял раза три в жизни!
— Ничего. — беззаботно махнул рукой Иван. — Они, считай, тоже ничего не умеют. Чему их учили? Строем ходить, коротким коли.. и всё! Нет, их конечно, сейчас этот самый Нессельроде наверное, натаскивает… но много они с двустволками навоюют?
— Согласен — кивнул Ромка и демонстративно клацнул «помпой». — Да и вряд ли Нессельроде их чему–нибудь успеет научить. Ну, видел он пару раз тренировки этих зуавов — так и что с того? Те и сами–то тогда все, наверное, на ходу придумывали…
— Так мы и этого не умеем! — в отчаянии крикнул Николка. — Вы вообще, в своём уме, господа? Кто мы, а кто они? Там же, наверное, половина офицеров еще с турками воевали…
— Пятеро. — уточнил Корф. — Это, считая самого Фефёлова. Нессельроде, как я понимаю, всю войну в конвое Государя проболтался… как и я. — добавил он после некоторой заминки. — А Фефёлов, и еще один там, капитан — те да, они и Шипку прошли.
— Вот видите! — развёл руками гимназист. — Они же нас одной левой…!
— Ты, Никол, не кипятись. — рассудительно заметил Ваня. — Во первых — ну сольём, так и что с того? Пули–то не свинцовые, невелика беда. Получим по паре синяков — так это и не смертельно. И стыда тут никакого нет — они, собственно, другого от нас и не ждут. Только вот незадача — мы им не сольём. Вот увидишь.
— Да с какой стати??? — уже в голос завопил мальчик; ему с полусекундной заминкой вторил Яша. — Вы что, втроём с семнадцатью справитесь?
— Ну, втроём, предположим, не справимся. — согласился Ваня. — но нас–то…
— Ага! «А скажут — нас было четверо»! — Николка ехидно процитировал «Трех мушкетёров».
— Кстати, не припомните, молодой человек, чем там дело закончилось? — осведомился барон. — Рано вы себя списываете. Во первых, у нас еще целых четыре дня и мы можем от души потренироваться…
— А они что, будут на месте сидеть, что ли? — влез Яша. — Наверняка их сейчас тоже гоняют в хвост и в гриву!
— Это уж будьте благонадёжны. — кивнул Корф. — Зная моего друга полковника — нисколько не сомневаюсь. Но тут одна тонкость. Сержант, сколько у нас шаров?
— Две коробки по две тысячи штук. — тут уже ответил Ромка. — Если надо — еще сгоняю, в доме коробок семь лежит.
— Вот видите? — повернулся к мальчикам барон. — А у Нессельроде на каждое ружьё хорошо если по сотне заготовок для красящих шаров. И на подготовку они смогут истратить самое большее, половину; причём большая часть уйдёт на то, чтобы научить господ офицеров и унтеров хотя бы обращаться с этим оружием. Тогда как у нас — свободно по паре тысяч выстрелов на ствол, и никакой возни с освоением техники.
— Так уж и никакой? — Яков с сомнением покосился на дробовик в Ваниных руках. — Вон он какой… хитрый.
— Да чего тут хитрого? — удивился мальчик. — Смотри, как надо…
Он в несколько движений раздвинул приклад, потом быстро набил шарами трубчатый подствольный магазин, лязгнул затвором и в несколько секунд расстрелял все шары по мишени — валявшейся в двух десятках шагов от них большой корзине. После каждого удара корзина отлетала на шаг–другой; Яков машинально отметил, что бьют эти шарики с краской, наверное, весьма чувствительно…
Выпустив последний заряд, Ваня снова сноровисто набил магазин шарами и протянул маркер [19] Яше.
— Ну–ка, попробуй!
Яков неуверенно взял ружьё в руки и попытался передернуть помпу; не вышло. Механизм оказался неожиданно тугим.
— Резче надо! Ты что, совсем без сил, что ли? Вот, погляди! — Ромка, отобрав у Яши маркер, ещё раз демонстративно лязгнул помпой и пальнул в многострадальную корзину. — На, попробуй…
На этот раз получилось; Яша повеселел и тоже выпалил в корзину. К его удивлению, от мишени полетели брызги краски — попал!
19
Маркер — пейнтбольное оружие, стреляющее шариками с жидкой краской или красящим порошком.