Мартовские колокола
Шрифт:
— И ладно бы только по поведению! — продолжал гимназист. — Есть ведь ещё и прилежание: пять — «отлично», четыре — «хорошо», три — «добропорядочно», два — «не совсем одобрительно», единица — «худо». Хотя, до единицы мало кто дотягивает — у нас вон, один Кувшинов в классе… Его родителей недавно вызвали в школу — и предложили подумать о бесполезности пребывания их чада в гимназии.
— Как там им сказали? — наморщил лоб, вспоминая, мальчик: — «… так как ваше чадо бесплодно проводит в ней время и своею рассеянностью и совершенным безучастием в учебной деятельности товарищей только отвлекает их от дела и препятствует правильному ходу учебных занятий».
— Если, к примеру, будешь считать на уроке ворон — посадят на первую парту. Там и на виду у учителя, и спрашивают чаще. А если и
Круто. — хмыкнул Иван. — У нас–то такого нет, а вот папа как–то рассказывал, что у них, случалось, тоже в угол ставили… правда — только в младших классах. Тогда еще форму носили, вроде вашей — из серого такого сукна, жесткого, неудобного. Он её, правда, застал только в первом классе — но помнит….
— Кстати, об Олеге Ивановиче, — вспомнил Николка. — Не знаешь, как там у них с доцентом дела с манускриптом? А то что–то давненько ничего не слышно…
Отец Вани, Олег Иванович, после возвращения с головой ушел в расшифровку привезённой из Маалюли копии древнего документа, который (как они полагали) только и способен был пролить свет на загадку портала на Гороховской. В этом нелёгком деле ему содействовал Вильгельм Евграфович Евсеин — автор пергамента, открыватель портала, историк, чудом спасённый нашими героями из лап злодея ван Стрейкера. Сам бельгиец пребывал сейчас в бегах — он достоверно покинул Россию, причём отнюдь не в одиночку. Вместе с искателем приключений на Запад отправилась Вероника, бывшая соратница Геннадия, а ныне — начинающая авантюристка и кандидатка на лавры новой Коко Шанель. Известно было — Яша постарался! — что девица эта сбежала со Стрейкером отнюдь не из романтических соображений, а вовсе наоборот, из сугубо прагматических — рассчитывая использовать его связи и положение для того, чтобы основать в Париже собственный дом мод. С собой Вероника прихватила, как это водится у всяких уважающих себя путешественников в прошлое, набитый информацией ноутбук — и оставшимся в Москве оставалось только надеяться, что его содержимое касается лишь индустрии моды. И Каретников, и Корф и Семёнов регулярно просматривали европейские газеты, выискивая в новостях какие–нибудь отголоски деятельности авантюриста и его не в меру шустрой спутницы; но, видимо, еще слишком мало времени прошло, и «круги изменений не успели еще широко разойтись по заводи Времени».
Это поэтическое сравнение принадлежало доктору Каретникову и было употреблено им в смысле скорее ироническом; отец же Ивана воспринял угрозу всерьёз и день ото дня ждал каких–то неприятных сюрпризов, связанных с деятельностью безбашенных «бригадовцев». Если уж быть до конца честным — он и сам наломал в прошлом немало дров, особенно поначалу — чего стоила одна достопамятная история с часами! И здесь–то круги пойти уже успели — не далее, как три дня назад Яша поведал своему покровителю о бурной деятельности с патентами и прочими «привилегиями», которые успел развить его дядя–часовщик. «Круги» эти, конечно, носят пока характер сугубо локальный, частный и вряд ли сколько–нибудь заметно скажутся на историческом процессе; но, как говорится — лиха беда начало. Похоже, Геннадий и его сторонники (чтобы не сказать — подельники), намерены вести себя в прошлом с непринуждённостью и грацией слона в посудной лавке. И, если судить по первым шагам, никаких моральных и прочих ограничений они знать не знают, а если бы рассказать что таковые на свете бывают — не поверят. Мотивы и цели этих молодых людей оставались для наших героев пока что тёмным лесом.
Кое–какие соображения, правда, имелись — в основном, вытекающие из упорных попыток наладить связь с народовольцами–студентами. Яша день и ночь не сводил глаз с группы Геннадия и исправно снабжал своих друзей самой свежей информацией. Так, было уже хорошо известно, что Геннадий и его команда, как правило, избегают пользоваться порталом на Гороховской, проникая в прошлое через московские подземелья. По поводу этого самого подземелья, а точнее — по поводу найденного там портала Иван много чего наслушался как и от отца так и от остальных взрослых, входящих в число посвященных; как ни крути, а если бы не его жажда приключений, радикалы из будущего не имели бы в своём распоряжении такого удачного во всех смыслах канала связи.
Ваня, конечно, переживал; сгоряча он предложил даже снова слазить под землю и взорвать, что ли, проклятый тоннель, сделав его недоступным для незваных гостей. Но — встретил решительный отпор всех до одного своих товарищей. Спор (а вернее сказать — скандал) продолжался около часа и был окончательно прекращён Ромкой, который заявил, что будь он на месте Дрона, то непременно понатыкал бы в тоннеле датчиков движения, видеокамер, растяжек и МОНок [35] , да так плотно, что любого, решившего прогуляться по этим тоннелям, разорвало бы в клочья еще на подходах. И что лезть туда надо с хорошим сапёром, со спецаппаратурой разминирования, и только в самом крайнем случае — и никак иначе.
35
МОН — Мина противопехотная, Осколочная, Направленного поражения, управляемая. Предназначена для выведения из строя личного состава готовыми убойными элементами, вылетающими в направлении противника
В общем, идею придавили на корню. И теперь единственной надеждой отрезать незваных визитёров из двадцать первого века от порталов оставался сирийский манускрипт — а с ним–то дело как раз и не клеилось. Олег Иванович и Евсеин ночи просиживали в библиотеках по обе стороны портала, стали своими людьми в Православной академии, а точнее — в Заиконоспасском монастыре, где располагалось духовное училище (сама академия с 1814–го года обреталась в Троице—Сергиевой Лавре), в котором и преподавал знаток древних языков, переводивший для Олега Ивановича фрагменты коптского текста.
И, несмотря на это, несмотря даже на помощь немецкого археолога из Александрии, дело пока буксовало. Нет, И Евсеин и Олег Иванович уверяли соратников, что продвинулись очень далеко, что вот–вот и…. в общем, пока неясно было, как закрывать или перемещать порталы — и вообще, можно ли это делать.
Об этом и поведал Ване Николка. Рассказ вышел довольно сумбурный — за разговорами, мальчики и дошагали до самой Маросейки.
— Ну вот, пришли. — сказал Николка. Господин барон с Ромкой, наверное нас уже заждались.
И с этими словами мальчик взялся за массивную, львиной лапой, бронзовую ручку и потянул на себя. Дверь, украшенная скромной, но до блеска начищенной табличкой «Ротмистр лейб–гвардии барон Корф. Фехтование и атлетика» открылась, и мальчики шагнули в прохладный коридор, навстречу швейцару в ливрее, украшенной шитым золотыми нитками гербе Корфов…
В доме Выбеговых кроме Вареньки детей было двое: старший Серёжа и младшая девятлетня Настя. Серёжа, уже два года как учился в кадетском корпусе, и вся повседневная родительская забота доставалась теперь девочкам. Дядя любил всех детей одинаково и не делал различия между своей дочерью и племянницей; но он и прежде редко бывал дома и, занятый службой, не мог много времени посвящать детям. А уж когда сын отправился в кадетский корпус, и вправду, почти что забыл о том, что Варенька на самом деле не родная их дочь. Год назад мать устроила девочку на полный пансион в женскую гимназию при воспитательном доме, устроенном для дочерей офицеров, погибших на Балканах во время последней войны с турками; отец её, артиллерийский офицер, был тяжело ранен при Плевне и несколько лет назад отдал богу душу. Первые полгода Варя провела в пансионе при гимназии, но потом, Выбеговы настояли всё–таки на своём и забрали девочку к себе.
С недавних пор частыми гостями в доме Выбеговых стала не только Марина Овчинникова (с которой Варя сдружилась с первых дней учёбы в гимназии), но и её кузен Николка, а так же сын квартиранта Николкиного дяди, Иван. Появление этого мальчика и перевернуло, кажется, всю жизнь Вари — начиная с того, самого первого, забавного эпизода в кофейне, когда Ваня и его отец избавили девочку от неминуемой беды, — и после, на велосипедном празднике в Петровском парке, где она в первый раз смогла побеседовать с новым знакомым.