Мартышка для чемпиона
Шрифт:
— Страшно, — признаюсь почти беззвучно.
Потому что правда страшно. До жути! Права Ася: я бегу от всего серьезного, как от огня. Так живется легче. Никакой ответственности. Никаких напрягов. Чистое “я”. Чистый эгоизм. Жизнь без оглядки на другого человека. С гарантией, что тебе не сделают больно, просто потому что ты не подпускаешь никого так близко, чтобы его слово или взгляд могли ранить.
Никого и никогда.
Раньше.
Арсения вот подпустила. В самое сердце, в кровь и в душу. Близко так, что больше некуда. Самоуверенный,
Но…
Поздно.
Отказаться от него сейчас уже не смогу.
Влюбилась.
Сама дура.
Сама виновата.
— Мне тоже страшно. А вдвоем бояться веселей, Царица, — разряжает атмосферу Бессонов, доверительно подмигивая.
— Ты ведь осознаешь, что я не изменюсь по щелчку пальцев, да? Я все та же язвительная, колючая Марта с которой сложно, понимаешь?
— Понимаю. Ну, а я все тот же упрямый самовлюбленный косяк Арсений, который сначала делает, а потом думает. Мать мне вчера сказала, что я, оказывается, тоже не подарок. Представляешь?
— Святая женщина!
— Нисколько не сомневался, что вы подружитесь.
Мы переглядываясь, смеемся.
— Белый флаг? — улыбается наглец.
— Л-ладно…
— Оружие в сейф?
— Бронежилеты на крючки.
— И даже не будешь кусаться?
— Не хочу…
— А чего хочешь, колючая моя? — проходит подушечкой большого пальца по нижней губе. Зачарованно провожая свое движение взглядом. Сглатывает. Его кадык дергается. Мое сердечко ударяется о ребра и, спикировав вниз, мягко бьет по коленям.
Чего я хочу?
Сокращаю оставшееся между нами расстояние, крепко обнимая Арса за талию. Утыкаюсь носом в ямочку на его шее. Полной грудью запах его вдыхаю. Сильный, мужской, приятный. До мурашек. Прижимаюсь изо всех сил.
— Вот так хочу, — шепчу. — Для начала. А потом можно и твой страстный примирительный секс. При условии, что у тебя на меня такую страшную и помятую встанет.
— Ты в нас сомневаешься? Я же боженька, Царица, у меня в арсенале еще много инструментов помимо главного, — скорее чувствую по рокоту в груди Бессонова, чем слышу — как он посмеивается.
— Уф, ты еще долго мне будешь это припоминать, да?
— Хуже. Я требую, чтобы так ты меня и записала в своем телефоне.
— Ну, нет!
— Ну, да.
— Хорошо, а ты тогда как меня запишешь?
— Обезьянка с линейкой?
— Ненавижу тебя, — качаю головой. — Ненавижу! — бурчу, а сама улыбаюсь.
Одна тяжелая рука ложится мне на плечи, в крепкое натренированное тело вжимая. А вторая пальцами в волосах зарывается. Так и стоим. В обнимку. В тишине. Уютно, по-домашнему, почти по-семейному. Хорошо так, словами не передать. Спокойно…
Пока Арс не шепчет куда-то в район моей макушки:
— Я не подписывал никаких контрактов и не давал никаких согласий, Обезьянка. Хочу, чтобы ты знала. Предложение есть. Но свое “да” на него я не скажу, пока не буду уверен в двух вещах: что ты со мной и что мы улетаем вместе.
Я тихонько вою:
— Ар-р-рсений! Давай сбросим скорость, пока наш болид снова не перевернулся на этой трассе под названием “все, блин, серьезно”! Не наваливай мне на плечи такой ответственности. Я только-только приняла тот факт, что наши отношения отныне не ограничиваются исключительно сексом!
— Я не наваливаю на тебя ответственности, просто сообщаю, что без тебя никуда не уеду. Это должно было тебя успокоить, разве нет?
— Нет, — бурчу. — Это бесит!
— Недолго длилось наше перемирие, — закатывает глаза Арс. — Мы опять ругаемся, блть.
— Белый флаг сгорел, я пошла за гранатами!
— Ладно. Понял.
— Что ты понял?
— Иди-ка сюда…
Опомниться не успеваю, как Бессонов закидывает меня на плечо и решительно тащит вон из кухни. Широкими шагами топает в сторону спальни.
— Ты что задумал? — бью ладошкой по его ягодице. — Эй!
— План “А” провалился, переходим к плану “С, Г, Д” — совместный горячий душ. Или “Г, С, Д” — горячий секс в душе. Короче, выбирай сама, как тебе больше нравится.
— Я есть хочу!
— Поздно. Надо было на завтрак соглашаться, когда я предлагал.
— А если я упаду в голодный обморок?
— Откачаю, — умудряется пожать плечами этот неандерталец, удобнее меня перехватывая рукой за талию.
— А если нет? — щипаю его за ягодицу. — Неужели ты будешь так рисковать?
— Риск — дело благородное. Ты оставила меня голодным ночью, я буду менее жесток. Сначала тебя отлюблю, а потом обязательно накормлю. А потом снова отлюблю, и так по кругу. У нас целые сутки на примирительный секс. А помириться я хочу очень сильно! И не собираюсь терять ни одной минуты.
— Арсений! Наха-а-ал!
— Наглец, — поддакивает он, заруливая сразу в душевую.
— Невыносимый просто!
— Но обаятельный? — ставит меня на ноги, не выпуская из объятий.
— Невероятно обаятельный… зараза!
Арс хохочет. Я подскакиваю на носочки и клацаю зубами, прикусывая его за подбородок. Он подается перед и ловит мои губы поцелуем. Раз. Второй. Пара стремительных движений: моя футболка слетает, ноги оказываются на бедрах у Бессонова, а голая спина прижимается к холодной кафельной плитке, вызывая тихий стон на контрасте с разгоряченным телом.
Я облизываю губы. Бессонов шепчет, лаская их своим дыханием:
— Но ведь самый лучший зараза из всех зараз, да?
Я прохожусь ноготками по его плечам, слегка царапая. Перебираю короткий ежик волос на затылке и подаюсь вперед. Целую один уголок губ. Второй. Прихватываю зубами нижнюю губу. Оттягиваю слегка. Ловлю его рваный выдох. И кайф от того, как резко и грубо вжимается его тело в мое. Шепчу хитро: