Мартышка для чемпиона
Шрифт:
Отсмеявшись, командую:
— Так, все, Царица! Давай уже снимем эти тесные джинсы, и будешь спать. Очередных откровений мое ранимое сердце не выдержит. Ноги разогни…
— Да не надо же…
— Надо я сказал!
— Да больно же…
— Чего тебе больно?
Ответом мне служит жалобный «хлюп» носом.
Я стягиваю одну штанину и дергаю вторую.
Слышу вой:
— Ау-у-у…
Опускаю взгляд.
Твою, Марта, мать!
Только сейчас замечаю, что джинсы на одной ноге разодраны, а под ними в кровь разбитое колено с запекшейся на ране кровью.
—
Отвечает мне новый жалобный «шмыг» носом.
— Ладно, не реви…
— Боли-и-ит…
— Щас разберемся.
Блин.
Делать нечего, снимать-то как-то надо. Не оставлю же я ее в одной штанине!
Решаю, что лучше сделать это резко.
Дергаю за ткань, оголяя вторую стройную ногу. Марта шипит и ругается, пинаясь. Я ловлю ее подбитую конечность, хватая ладонью под коленкой, фиксируя. Дую на рану, успокаивающе поглаживая. Царица хнычет, но брыкаться перестает. А уже через пару минут благополучно подгребает под себя обе подушки и отрубается в позе очаровательно пьяненькой звезды.
Я выжидаю пару секунд.
Все?
Надеюсь, до утра.
Отпускаю стройную ножку. Завидую. А мне такое счастье — уснуть — пока не светит. Рану этой бедовой надо обработать, чтобы не загноилась.
Трындец, какой длинный день!
Сгребаю вещи Обезьянки и сползаю с кровати. Уношу шмотки в ванну, зашвыривая в бельевую корзину. Завтра с этим разберемся.
Лезу в ящик под раковиной. Благо, в силу профессии, дома всегда есть хлоргексидин и различные виды повязок: от кинезиотейпов до пластырей. Даже пару обезболов сильных затесались. Но это, думаю, не пригодится. В Царице сейчас литры шампанского, как обезбол.
Вытаскиваю прозрачную коробку со всем необходимым, как краем глаза улавливаю мельтешение по правую руку.
Буквально за секунду успев сориентироваться, захлопываю ящик. Как раз в тот момент, когда что-то черное и пушистое запрыгивает на тумбу с раковиной.
— Едрит твою налево! Это что еще за на хер? — поднимаю за шкирку черный грязный комок шерсти в колтунах, смутно напоминающий котенка.
Да ну нет…
Серьезно?!
— Ты как тут оказался, малой?
Животное выдает протяжное «мяу».
— Да, согласен, глупый вопрос.
— Мр-р-р… — беспомощно бьет лапами по воздуху живность, выпустив свои крохотные коготки.
Нет, это не женщина, это — беда! Будто мне ее одной — проблемной «твари» — в жизни было мало, она притащила вторую! Четырехлапую, волосатую и блохастую!
Потираю переносицу, усаживая мелочь в раковину. Лапы пушистого скользят по влажному кафелю. Мелкий плавно стекает по стенке, хвостатой жопой усаживаясь на слив. Выдает примирительное «мявк» и таращит на меня свои желтые глазищи навылупку.
Ну, и чего ты смотришь?
Вот и какого хера прикажешь мне с тобой делать?
Глава 36
Всю ночь мне снятся странные сны. Нелогичные и непонятные обрывки без начала и конца, в которых меня то закидывает в отпуск в жаркую Грецию, то в зубодробительный холод ледового дворца на хоккейный матч.
То, в моменте, я ловлю сквозь сон ощущение чьих-то рук и щекочущее дыхание на шее. То с трудом удерживаюсь от того, чтобы заткнуть ладонями уши и не слышать непонятно откуда взявшегося требовательного писка.
Но, несмотря на все это, сплю, как убитая. И даже когда яркий солнечный свет начинает бить по глазам, пробираясь сквозь закрытые веки, я до последнего, всеми силами, цепляюсь за сладкую дремоту. Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, успокаиваю себя, что вот «еще минуточку» и точно встану!
Еще одну ма-а-аленькую минуточку…
По итогу, и представить страшно, какой идет час дня, когда на мою похмельную голову резко обрушиваются «воспоминания» вчерашнего вечера. Словно ледяным полотенцем заряжают по лбу — так же неожиданно в голове всплывают «маяк» у подъезда… треклятая урна… больная коленка… незнакомый лифт… чужой брелок… и… о-о-о…
— Котенок! — вскрикиваю, подскакивая, как выстрелившая пружина. — Где котенок?! — слетаю с постели, запутавшись ногой в покрывале, едва не устраиваю своему носу пламенную встречу с полом. В последний момент выруливаю, удержавшись на ногах.
— Где…? — выдыхаю испуганно.
… котенок.
… и мои мозги.
… были вчера, когда я…
О-о-ой, Фомина!
Цепляюсь за волосы, понурив плечи, на которые падает весь масштаб пиздеца, что я вчера натворила. Смотрю на расправленную огромную кровать с двумя примятыми подушками. Темно-серую обстановку знакомой аскетичной мужской спальни. И заботливо оставленный на прикроватной тумбе стакан с водой и таблеткой «аспирина».
Я у Бессонова.
Я вчера, какого-то мамонта, приехала не домой, а к Бессонову.
Позо-о-ор…
Позорище!
Чтоб мне под землю провалиться!
Чтоб меня кроты сожрали!
Поджимают губы. Чудо еще, что Арс за порог меня не выставил. Видимо, пожалел дуру невменяемую. Другой я быть просто не могла, раз не поняла элементарного: это, блин, не мой дом!
Стыдоба…
Так наклюкаться!
Ощупываю себя руками, опускаю взгляд. Рана на разбитом колене обработана и аккуратно заклеена пластырем. Арсений? Пальчиками с белым педикюром дрыгаю. А ноги-то голые. Да я вся… А, нет, трусики на месте. А вот бюстгальтера под тонкой коричневой футболкой нет.
Я что, обнаглела настолько, что еще и разделась?
Нет, ну, чисто теоретически — могла. Я ведь думала, что пришла домой. Так-то вообще в чем мать родила спать не постеснялась бы завалиться! А тут хоть футболку своровать додумалась…
Ох, Марта, ох.
Заливаясь краской до кончиков ушей, вспоминаю про яркую первоначальную причину своего пробуждения.
Кот!
Или кошка!
Я же еще и животное с собой притащила, дурная! В чужую квартиру!
Скажу в свое оправдание, я никогда не могла спокойно пройти мимо брошенных котят. С детства их в дом родительский таскала и пристраивала. Пристраивала и таскала.