Марья-Искусница и Хозяин костяного замка
Шрифт:
Нажарила колдуну оладий тонких, сахарных, медом стопку залила. Испекла пирог с грибами сушеными и сыром мягким козьим, нарезала его, сама в рот кусок сунула, слюною давясь. Хлеб поставила пышный, сбитень сварила. Как приготовилось — все на поднос выложила и снова в ларь спряталась.
Зазвенел на кухне колокольчик, и через несколько мгновений соткалась из воздуха повариха вчерашняя, поспешно фартук повязывая. И ворчит:
— Что ж ему не спится в рань такую, завтрак только через два часа подавать надобно! Верно, опять всю ночь в башне своей колдовал,
Тут увидела она поднос мой с разносолами, глаза потерла, огляделась. Одну оладью с блюда подцепила, в рот отправила.
— Ах, — говорит, — во рту тает, и на пиру богов подать не стыдно было бы!
От всего по кусочку попробовала.
— И не отравлено, — бурчит задумчиво, — и такая вкуснота, что язык проглотить можно! Это что же за помощник у меня такой тут завелся? — голос она повысила и оглядывается. — Выходи, покажись, не бойся!
Я в ларе сижу как мышка. А как выйдешь, и мигом из замка выгонят?
Она еще позвала меня, позвала, но тут вдругорядь колокольчик позвонил, она поднос подхватила и исчезла.
Вернулась нескоро с подносом пустым. Постояла с ним задумчиво.
— Не знаю, — говорит, — кто ты такой, помощник неведомый, да только первый раз наш хозяин ни крошки не оставил, все съел. И мне улыбнулся, спасибо сказал. На обед еще таких оладий с медом пожелал. Так что если ты хочешь обед ему приготовить, выходи, не бойся. Уйду я сейчас и подсматривать не буду, матушкой-Дану клянусь.
И правда пропала она, была — и исчезла, только поднос с грязной посудой на пол лег.
Опять я из ларя вылезла, закатала рукава и принялась обед мастерить. Принесла с ледника рыбицы белой, поставила ушицу самую быструю и простую — всего-то семьдесят строчек в рецепте. Оладий снова напекла, кореньев с маслицем топленым и травами натушила, рагу сделала, сыром залила. Завертела грибы с чесноком и сметаной в листы виноградные, запекла под молочной корочкой. Ну, если он после этого у меня из рук есть не будет, точно не человек он, а ледышка бессовестная!
Как зазвенел колокольчик, снова я нырнула в ларь. Появилась повариха, головой покачала.
— Ах и помощник! — говорит, голос повысив. — Ай да молодец!
Поднос с трудом подняла и пропала с ним.
Вернулась, сияющая.
— Ох, хоть от записей своих оторвался, — болтает, посуду намывая, — а с каким аппетитом ел, нахваливал! Ну, — зовет, — покажись, помощник мой! Слово тебе даю, матушкой-Дану клянусь, не трону я тебя, кем бы ты ни был! Если девка ты — дочерью назову, если парень — сыном возьму, если старше меня — бабушкой или дедом величать стану. И от других уберегу… кроме хозяина, конечно, его слово превыше всего! А, может, помощь какая тебе нужна? Все сделаю, выходи! Очень уж ты меня порадовал!
Я вздохнула и крышку ларя откинула, из-под стола выбралась.
— Здравствуй, — говорю робко, — тетушка повариха…
Повернулась ко мне мохнатая, руками всплеснула.
— Девка человеческая! Ну надо же! А я-то
— Помощь мне от вашего хозяина нужна, — призналась я. — Хочу о зелье его одном попросить.
— Отчаянная девка, — покачала головой повариха. — Хотя, — под нос себе пробурчала, — может, и не осерчает, если так недельку попитается, то точно подобреет! Ты вот что, на глаза пока никому не показывайся. Спрячу я тебя! А если спросит, отчего так вкусно стало, я про тебя и расскажу!
— А я бы и сейчас послушал, Эльда! — прогремел голос на всю кухню. Повариха аж подскочила, да и я взвизгнула, под стол метнулась. Выглядываю из-под него — в дверях рыжий колдун стоит, руки на груди сложив, и глазами своими страшными сверкает. А повариха головой понуро качает.
— Спустился я узнать, кто это разносолы мне такие готовит с утра, а тут что же получается? В моем замке от меня секреты? — задумчиво проговорил Мерлин.
— Да уж больно ты на расправу скор, хозяин, — повариха бормочет, — а тут в кои-то веки у меня помощница появилась. Не серчай, оставь ее на кухне, а?
— Да, оставь меня, а? — тихонько вторю из-под стола. — Ем я немного, служить верно буду…
Он брови приподнял, нахмурился, меня разглядывая.
— А что за выговор у тебя странный? — спрашивает, вперед шагнув.
— Немтырем уродилась, — говорю, как Яга меня подучила, — до двенадцати годков не говорила, а затем булыжник с неба упал, по темечку меня стукнул, вот и заговорила.
Он усмехнулся, а глаза холодные, внимательные.
— Первый раз слышу, чтобы от удара росский выговор проявлялся. Чудеса!
— Не чудеснее, чем замок костяной и повариха мохнатая, — ответила я, едва заметно назад отползая.
Мерлин на повариху посмотрел, на меня.
— Так ты, — спрашивает, еще ближе подойдя, — где жила, что брауни не признала? В Гран-Притании их только слепой не видел. Или ты еще и слепой родилась, а от булыжника небесного не только заговорила, но и прозрела?
А голос такой мягкий, я аж заслушалась. Но назад еще отползла, к ларю, на всякий случай.
— Отчего это не признала, — отвечаю честным голосом, — да как это я брауню могла не признать! Просто не видела я, чтоб обеды они варили и поварешки держали! У нас на Рус… в деревне нашей таких не было!
Хмыкнул Мерлин, еще шаг вперед сделал.
— А как ты сюда попала? — говорит почти с нежностью. — Кто из слуг моих тебя пропустил?
Мохнатая брауни из-за его спины мне головой трясет — не сдавай, мол, никого!
— Да я, — говорю, вбок отползая, чтобы вскочить и дать стрекача, — сама зашла. Шла мимо, смотрю — замок стоит. Ну, думаю, зайду, хозяину завтрак-обед приготовлю. Авось не осерчает… Не осерчает ведь? — уточнила я у колдуна настороженно. А он как рявкнет:
— Ну-ка, явись передо мной тот страж, который девку человеческую в замок пропустил!