Маша без медведя
Шрифт:
Теперь я ощущала небывалый прилив энергии. И по наблюдениям первых дней, что-то как будто начало меняться во мне. Во-первых, увеличился мой личный «запасник» (или, как его называл Баграр, «встроенный маноаккумулятор»). Если бы не это, мне бы уже на второго свидетеля сегодня энергии не хватило, не то что на четвёртого. Да и такому количеству людей глаза отвести одновременно — задачка уже не школьного формата. Всё же, хорошо, что я с Баграром на те курсы хвостиком бегала, когда его уговорили элитным королевским штурмовикам подавление и внушение в полевых условиях почитать.
Что меня несколько беспокоило — так это проблема памяти. Если я что забуду, кто мне подскажет? Начнём… Начнём, пожалуй, с самого сложного.
В последнее время я всё чаще подозревала, что Баграр хочет пристроить меня в свою контору (наверное, меня бы взяли, хотя бы из уважения к его заслугам) — кем-нибудь вроде преподавателя по теории. Иначе зачем он дотошно разбирал со мной все эти схемы и учил предельно ясно излагать свои мысли? Вела бы я курс боевой и тактической подготовки, скажем, у тех же королевских штурмовиков. Ребята они мощные, но простые, как удар в голову. Повышала бы их потенциал. Что-то в миниатюре даже могла бы в кабинете показывать (если как следует пару дней ману поэкономить). Сейчас у меня в голове лежало информации на пару учебников, и перед самой заварушкой Баграр намекал мне на какие-то готовящиеся экзаменационные испытания, но не срослось. А сяду-ка я, да запишу всё что помню (пока помню, ха).
Все эти мысли бродили в моей голове, пока мы выезжали из Афанасьевской слободы.
— Павел Валерьевич, — голос прозвучал в тишине салона неожиданно громко, — мы могли бы заехать в какой-либо магазин, мне нужны… как это… блокноты или альбомы, в которых не рисуют, а записывают.
— Тетради? — переспросил он. — В клетку или в линейку?
Ах, тетради! А я всё «тедрать», умора, тоже мне.
— Я пока затрудняюсь вам ответить. А нельзя ли на них взглянуть?
— Ах, Боже мой! Конечно, можно! — он потянулся и похлопал шофёра по плечу. — Андрей Ильич, на Пречистенке к «Канцелярским товарам братьев Сечиных» сверните, пожалуйста.
Магазин был большой, впечатляющий разнообразием материалов. Тетради предлагались самые разноформатные. Я выбрала в клетку (схемы удобнее рисовать), толстые, по девяносто шесть листов. И десяток ручек (как сказали, новомодных — шариковых). Да, кроме них в продаже имелись ручки перьевые: и которые обмакивать в чернильницы, и с внутренней ёмкостью для чернил, но обычными перьевыми ручками я писать бы не рискнула. Посмотрела на этот процесс — это ж аттракцион целый! Как рукой надо владеть, чтобы всю страницу чернилами не позалить?..
В Гертнии у меня имелся магический самописец — нечто среднее между ручкой перьевой и шариковой, красивая рунная палочка с острым кончиком, при соприкосновении с бумагой оставляющая след, однако на бумаге там писали крайне редко, и самописец так и остался валяться в ящике моего учебного стола… Ладно, не киснем!
Киснуть, я так для себя решила, мне противопоказано категорически! Значит что? Нужно занять себя настолько по максимуму, чтоб никакой хандре даже места свободного не осталось!
В общем, я писала свои конспекты, пока строчки не начали наезжать друг на друга.
В коридоре, дополнительно мешая моей сосредоточенности, громко разговаривали служащие в отделении женщины. Восхищались тем, что старая суданская роза, которую всё хотели вырубить, вдруг набрала бутонов и цветёт как никогда. Эти пересуды ужасно меня раздражали, пока до меня не дошло — это ж тот то ли кустик, то ли деревце, который я магией запитала! А я ведь там следы своей деятельности не подчистила!
Дождавшись тишины в коридоре, я накинула «тень», прошлась до розы, прикрыла следы магического воздействия. Вспомнила, что на докторскую пирамидку-кольцо тоже накладывала якоря, надо его тоже при случае подмаскировать. И рисунок для Лейлы!
Сколько же я всего за три дня наследить успела, а!
Укоряя себя за этакое разгильдяйство, я вернулась в палату, оглянулась, пристально осматриваясь по сторонам. Наверняка ведь ещё что-нибудь забыла.
Ну, точно! Поднос! Пластмаска, превращённая в зеркало! Привела в первоначальный вид, на всякий случай. Потом убрала тетрадки (чего мучиться-то, раз не прёт?), достала спицы, толстую шерсть и связала тёте Тане наколенник. Она притащила мне очередную горсть порошков, а взамен получила его.
— Эт куда такое чудо? На руку, что ль надевать?
— На ногу, тётя Таня. Наденьте на вашу коленку и не снимайте. Этот наколенник пропитан добрыми пожеланиями, я вам точно говорю.
Она недоверчиво покачала головой, и я поняла, что в лучшем случае она сунет эту вещицу в карман или на полку в своей подсобке бросит, да там и забудет — и скомандовала:
— Так, а ну, садитесь! Надевайте! — безо всякой магии, на минуточку.
Спорить со мной в лоб она отказалась, и наколенник надела.
— Вечером в обход зайдёте и скажете: как нога? Ясно?
Она вздохнула и покачала головой, дескать: блажит девчонка. Но спорить не стала.
А вечером, как я и велела, зашла ко мне после обхода.
— Маша, спишь ли? — прошептала тётя Таня, приоткрыв палату на половинку ладони.
— Нет, заходите, — в ответ прошептала я.
Она прокралась в палату и села на стул, подвинув его поближе к кровати.
— Ну, как?
— Ой, Машенька! Диво дивное! Волшебная прямо твоя эта наколенница. Целый вечер бегаю, и хоть бы щёлкнуло! — она наклонилась и совсем заговорщицки спросила: — Это что за шерсть такая специальная? Или как?
— Это, тётя Таня, я слова тайные знаю. Вяжу, и про себя их читаю, — эту легенду я сегодня пока вязала и сочинила.
— Навроде молитвы, что ли? — «догадалась» тётя Таня.
Да пусть так и будет, если ей так понять легче!
— Да, молитва такая. А человек носит вещь, да потихоньку и исцеляется. Только это секрет.
В сумраке палаты было видно, как она выпрямилась на стуле и некоторое время смотрела на меня, прижав ладонь к губам.
Я вытащила из-под подушки второй наколенник и положила ей на фартук: