Машина Уриила
Шрифт:
Более всего в этом городе поражает его возраст. Город процветал в период 7000–6000 г. до н. э. — примерно через то же время после падения в 7640 г. до н. э. кометы, что отделяет нас от уничтожения Ордена храмовников. Такого промежутка достаточно любой цивилизации для ее возрождения после вызванного падением кометы бедствия, если учесть, что уцелели какие-то знания. Мелларт замечает:
«Цивилизация каменного века, обнаруженная в Чатал-хююке, сияет подобно сверхновой звезде посреди довольно тусклой галактики тогдашней крестьянской культуры… [Она являет собой] связь между далекими охотниками верхнего палеолита и новым производящим хозяйством, ставшим основой всей нашей цивилизации».
На
«Неизвестны ни предшествующие культуры, породившие столь замечательную цивилизацию, ни причины ее гибели. Упадок и гибель Чатал-хююка окружены тайной».
Джейн Джейкобс поразилась тем выводам, к которым приводят эти исследования:
«Положение о первенстве земледелия гласит: сначала земледелие, затем города. В основе этого незыблемого положения лежит представление о том, что в предшествовавшее каменному веку время охотники жили исключительно небольшими и независимыми в экономическом отношении сообществами, отыскивая себе пропитание, изготовляя себе орудия лова и иную утварь. И считалось, пока эти первобытные сообщества не научились выращивать зерно и разводить скот, не было постоянных поселений, и пока не появились поселения, невозможно было разделение труда, осуществление больших хозяйственных замыслов и появление сложного общественного устройства. Эти предпосылки вкупе с прибавочным продуктом земледелия и подготовили почву для городов».
Увидев впервые послевоенную Японию, Дж. Джейкобс отмечает, что «там сельскохозяйственное производство возникло на основе городского производства». Она пишет:
«Современное производительное сельское хозяйство вновь было открыто благодаря сотням новшеств, пришедшим из города в деревню, перенесенным в деревню или заимствованным деревней… Аграрная революция произошла вначале в городах, а затем уже в сельском хозяйстве… невозможно сначала повысить продуктивность сельского хозяйства, а затем уже городского… Поскольку мы привыкли рассматривать земледелие с животноводством как сельскохозяйственную деятельность, то и не замечаем, что новые виды земледелия и животноводства дает город.
Издавна города участвовали в становлении земледелия и животноводства. В египетских городах Раннего царства, например, проводились многочисленные опыты с одомашниванием животных, о чем свидетельствуют сохранившиеся изображения… в период Раннего царства гиен сажали на привязь и откармливали, а затем закалывали; держали ради яиц пеликанов; обучали мангустов ловить крыс и мышей, и есть предположение, что пасли стада газелей. На рисунках встречаются содержащиеся в стойле и носящие ошейник горный козел и многочисленные разновидности антилоп, мендес и сернобык. Осел и обычная домашняя кошка были приручены в древних городах на Ниле; эти городские животные затем попали в сельскую местность».
В развитие своих доводов Джейкобс привлекает город Чатал-хююк, предлагая подробное экономическое обоснование того, как может возникнуть город из потребности в определенном предмете потребления, встречающемся лишь в данном месте — обсидиане. Она рассуждает, как складывается место торговли обсидианом и как, сообразуясь со спросом, местные ремесленники производят все больше предметов из обсидиана и торгуют ими в обмен на продовольствие. Торговцы доставляют товары в обмен на вещи из обсидиана, и со временем появляются новые изделия, например, кожаные мешки для доставки товаров. Когда у горожан возникает потребность в отдельных природных богатствах вроде меди, ракушек или красителей, отсутствующих на их землях, они посылают торговцев обменивать
«Экономика города строится, с одной стороны, на ввозе-вывозе, а с другой — на местной или внутренней хозяйственной деятельности. Со временем внутренняя хозяйственная деятельность приводит к созданию новых предметов вывоза. Например, кожаные мешки, в которых доставляется из месторождений обсидиан, порой обменивают на что-то у охотников или торговцев из других поселений, пришедших за обсидианом. Изящные обсидиановые ножи, наконечники стрел и копий, зеркала, изготавливаемые для нужд поселения, тоже привлекают тех, кто приходит за необработанным камнем. Могущественная религия преуспевающего поселения также становится предметом торговли; покупают тамошние талисманы… еда (для поселения) поступает двояким образом. Часть еды поставляется с мест прежней охоты и собирательства, где продолжают охотиться, добывать продовольствие… но значительная часть пищи ввозится с чужих мест охоты. Эту еду обменивают на обсидиан и другие предметы вывоза. Пища нужного вида представляет выгодный обмен… это непортящаяся пища
Лишь непортящаяся еда подходит для обмена, поскольку лучше всего переносит доставку и может храниться. Основу непортящейся еды составляет живность и зерно. Преуспевающее поселение с запасами живности и зерна становится небольшим городом. В поселении появляется прослойка людей, занятых сохранностью припасов. Те, кто присматривает за дикими животными, в первую очередь забивают наиболее опасных зверей, а миролюбивую живность, питающуюся травой, сохраняют дольше, и в итоге начинают разводить таких животных. По мнению Джейкобс, «ухаживающие за животными были люди сообразительные, способные решать возникающие задачи и извлекать уроки из прошлого. Но они не пытались приручить животных, они лишь старались как можно лучше распорядиться ввозимой в город живностью».
«Единственная причина, побудившая дожидаться приплода от второго или третьего поколения пойманных животных, состояла в таи, что это оказался наиболее простой способ сохранения еды во времена ее изобилия».
Таким образом и произошло одомашнивание овец, коз и коров. Джейкобс затем переходит к описанию обеспечивающего хранение зерна хозяйства.
«У тех, кто отвечал в поселении за сохранность зерна, не было оснований предпочитать для закладки на хранение тот или иной злак. Просушенные злаки перемешивались в хранилищах, так что на стол попадала некая смесь. Различные дикорастущие злаки… поступали с земель многих племен, которые не снимали урожай другу друга, за исключением войны и набегов, когда быстро поедалось то, что удавалось захватить. Но в город зерно стекалось для хранения. Злаки, которые прежде никогда не оказывались рядом, ссыпали в корзины и лари, лущили, толкли и варили, а затем перемешивали с горохом, чечевицей и мякотью ореха. Оставшимися после зимы злаками засевали пустошь, что не приносило много пищи, но облегчало сбор диких злаков».
Такая обстановка благоприятствовала скрещиванию злаков между собой, и даже с бобами или горохом; это было даже неизбежным. Гибриды и помеси не могли остаться без внимания, поскольку поселение привлекало тех, кто мог определить вид злака и его ценность для обмена.
«Мутации происходили подобно тому, как это бывает в дикой природе, но они не оставались незамеченными, как это бывает большей частью в природе; не оставались незамеченными случайные поставки видоизмененного зерна. Но помеси и гибриды не отбирались сознательно для селекционного выращивания злаков… Селекция происходила благодаря тому, что некоторые засеянные участки приносили больше урожая. Семьям, которым достались удачные наделы, в большинстве случаев удавалось запастись зерном для последующего сева».