«Машина времени». История группы. Юбилейное издание
Шрифт:
– Да. И, общаясь впоследствии со старшими товарищами, я узнал, что в то время практически каждый человек, которого тянуло к музыке, начинал в школе свою творческую деятельность.
По-другому было невозможно. Этот магический звук электрогитар, электрооргана, барабанов давал столько адреналина! И дальше ты уже шел в эту каморку, откуда это доносилось. Находил ее по звуку. И там фонари висели какие-то цветные. И ребята что-то репетировали. И, конечно, были толпы поклонниц.
– Кстати, о поклонницах. Тот же Градский (и опять же, не без иронии) говорил, что пошел в шоу-бизнес
– Я недавно нашел фотографию школьную. Как раз того периода, когда мы выступаем на сцене. И увидел на ней девчонок, которые стоят и смотрят на нас. У них такое недоумение на лицах! Видимо, мы играли громко.
– Помню, в 2000-м году как раз все говорили, что «Машина» приобрела целую армию фанаток Державина.
– Только что ты ответил на свой собственный первый вопрос. Ты спросил меня, зачем я перешел в «Машину» и почему оставил сольную карьеру? Цель была такая: «Машину» поддержать.
– Стеб снова оценил.
Ты ведь явно не суеверный человек, раз ты сел за клавиши «Машины времени», учитывая, что произошло с твоими предшественниками: трагическая история с Зайцевым, который был до Подгородецкого. И с Петром коллеги расстались не самым лучшим образом, там ведь полный набор звучал упреков: кокаин и прочее. Кстати, тяжелая история была с наркотиками и у Зайцева тоже.
– Абсолютно не думал об этом.
Это было мое решение. Причем, практически моментальное. Я ведь пришел для того, чтобы попробовать себя, поиграть замечательные песни, которые мне нравились.
Покинув ряды «машинистов», Державин сумел найти свой имидж и свою стезю
– Но как композитор ты стал меньше работать? Для «Машины времени» ты же меньше писал, чем до этого для себя.
– Я бы не сказал, что стал меньше писать. Просто у меня появилась возможность заниматься чем-то немного другим. Я стал сочинять музыку для кино, для театра, для мультфильмов. И для «Машины времени».
Стал много времени проводить уже не за сочинительством песен, а именно в работе с инструментами, искать звук.
Мне было интересно попробовать, что еще можно сделать.
Я с детства любил всякие интересные звуки. Еще с момента появления в моей жизни первого синтезатора.
И поэтому я обставился со всех сторон. У меня было сразу два, нет, три или четыре инструмента на сцене, и каждый по-своему хорош. Мне нравилось находить какие-то интересные звуковые палитры.
– Первой твоей музыкальной практикой профессиональной были рестораны?
– Нет. Это были ансамбли, которые играли на танцплощадках. Танцплощадки тоже все были под эгидой отдела культуры. Там получали зарплату. Это были штатные профессиональные коллективы. Понятно, что они не дотягивали по уровню до филармонических… Но тем не менее, там был репертуар, были репетиции, и как минимум, там люди знали ноты.
Но, по секрету тебе скажу, я играл, будучи школьником. Поэтому я страшно боялся, что родители узнают.
– То есть родители не знали, что ты музицируешь?
– Нет, я говорил, что пошел гулять, к другу, к девушке.
Вообще тогда считалось, что если человек занимается музыкой, значит, у него в жизни не все будет хорошо. До сих пор ко мне подходят люди и спрашивают: «Скажите, Андрей, вот вы поете, а работаете-то вы где?»
Мои родители – серьезные люди, инженеры, причем, в буквальном и настоящем смысле этого слова – они отличные геофизики. И хотели, чтобы сын что-то вроде этого выбрал. Я поступил в институт на строительный факультет… Но уже много лет до этого начал заниматься музыкой, как я уже говорил, играл в самых разных коллективах и старался скрывать это, чтобы не расстраивать родителей.
– Ведь ты не доучился, по-моему, диплом не получил в вузе?
– Я учился там дважды. Уходил, приходил. Но диплом так и не получил, правда, потому именно тогда мы создали группу «Сталкер».
– Когда ты говоришь «мы», ты кого имеешь в виду?
– Я имею в виду своих друзей.
– Это Виталий Лихтенштейн в первую очередь?
– В первую очередь это, наверное, Сережа Костров, с которым мы попробовали что-то сочинить. Он написал стихи, я написал музыку. Или наоборот, дело не в этом, я сейчас не помню точно. Суть в том, что у нас было, на чем записывать. Поэтому была сочинена песня.
Кстати, если вспоминать, то, по-моему, я написал первую песню именно на стихи. Да, на стихи.
– Я знаю, что история с твоим мегахитом «Чужая свадьба» была такой: ты сперва написал музыку, а потом заказывал всем подряд тексты.
– Это было намного позже. Уже в Москве.
Мы учились все в одном институте. И прогуливали занятия уже с определенной целью. Мы записывали свои первые опыты, музыкальные эксперименты. И потом эта пленка пошла в народ. Сама по себе. Людям понравилось.
Не без помощи, конечно, ресурса. У нас был огромный ресурс в лице того же Сережи Кострова, который работал ди-джеем, и в лице Виталика Лихтенштейна, который работал в институтском баре ди-джеем. Тот был в городском, а этот – в институтском. И они поставили у себя наши песни на дискотеке. И народ взорвался.
А дальше это все как-то разлетелось по дискотекам, по республике, потом по стране. И все. Началось.
Мы год поработали в нашем городе, нам отдали молодежный центр. Потом мы уехали на гастроли и в город уже не вернулись.
Сначала поехали от филармонии, год ездили. С кратковременными возвращениями домой. Но за этот год мы успели филармонию как-то с картотеки, насколько я помню, вытащить и принести хорошие прибыли. А потом мы поехали работать второй год, и тут началось: познакомились с «Машиной времени», увидели, что такое настоящая жизнь, нам захотелось так же. Нас стали вербовать какие-то другие организации.
– Вербовать как коллектив или по отдельности?
– Как коллектив. А когда прозвучало предложение от Саши Кутикова приехать в Москву, записать в Москве наш проект с хорошим звуком, мы, конечно, ни секунды уже не раздумывали и назад не вернулись.