Маска Димитриоса
Шрифт:
Теперь Г. и Димитриос могли вить из него верёвки. На следующий день они позволили ему выиграть тридцать тысяч. В третий раз он проиграл четырнадцать тысяч. В четвёртый раз, когда он был уже должен двадцать пять тысяч, Алессандро потребовал вернуть долг. Булич обещал сделать это в течение недели. Естественно, Г. был первым, к кому обратился он за помощью.
Г. с участием выслушал его. Но ведь двадцать пять тысяч не шутка, не правда ли? Конечно, он мог бы помочь, но средства, которыми он располагает, принадлежат не ему лично, а фирме, поэтому он не распоряжается ими по своему усмотрению. Все, что он может, это дать ему взаймы на несколько дней двести пятьдесят динаров.
Г. посоветовал ему обратиться к «барону», который всегда принимает близко к сердцу трудности своих друзей. Нет, взаймы «барон» не даёт (у него принцип: никогда не давать взаймы), но он даёт своим друзьям возможность заработать большие деньги. Почему бы не побеседовать с ним?
«Беседа» состоялась в гостиной номера, который «барон» занимал. Заказанный Буличем ужин на две персоны был подан прямо в номер. Г., запершись в ванной, подслушивал.
Преодолев некоторое смущение, Булич наконец взял быка за рога: что было бы, если бы он отказался платить Алессандро?
Димитриос гневно отверг это предположение. Булич наконец понял: его тотчас выгонят из министерства. Наверняка всплывёт и то, что он брал деньги у Г. Никто же не даёт деньги за одни только красивые глаза — значит, здесь что-то есть, а это уже грозило тюрьмой. Буличу оставалось только одно: выпросить деньги у «барона».
После долгих упрашиваний «барон», наконец, сдался и сказал, что кое-кого из его знакомых интересует информация, которую они не могут получить по обычным каналам. Эти люди могли бы заплатить за информацию тысяч пятьдесят, если все будет сделано без шума.
Между прочим, Г. приписывал свой успех (для него это слово означает совершенно то же самое, что и для хирурга, если оперированный выжил после операции) тщательно продуманному манипулированию с деньгами. Первая взятка в двадцать тысяч, затем долги Алессандро, который был агентом Г., и, наконец, предложенные Димитриосом пятьдесят тысяч были этапами психологической обработки Булича.
Сразу сломать Булича не удалось. Когда он понял, что от него требуется, он, конечно, сначала испугался, но потом впал в настоящее бешенство. Видимо, у него наконец-то спала с глаз пелена, потому что он несколько раз выкрикнул: «Шпион… подонок». Действительно, после этих слов «барон» перестал изображать из себя занятого филантропией аристократа и собственноручно подавил бунт. Удар ногой в живот согнул бедного Булича пополам и вызвал приступ рвоты. Затем последовал удар ногой в лицо, после чего, бросив его в кресло, Димитриос ещё раз объяснил, что у него нет другого выхода.
Все было очень просто: Булич должен был принести карту после работы в отель и положить её на место на следующий день.
На следующий день вечером Димитриос получил карту. Отнеся её Г., который немедленно занялся фотографированием и проявлением плёнки, Димитриос вернулся в гостиную и не спускал глаз с Булича до тех пор, пока Г. не дал ему знать, что карта больше не нужна. Затем Димитриос вручил Буличу карту и деньги и тот, не вымолвив ни единого слова, удалился.
Г., находившийся все это время в спальне, говорит, что звук захлопнувшейся за Буличем двери был для него слаще музыки. В самом деле, негатив обошёлся в весьма умеренную сумму. Если Булич незаметно вернёт карту, то получалось, что и волки сыты, и овцы целы.
И в этот момент в спальню вошёл Димитриос.
Г. сразу понял, какую ошибку он совершил.
— Позвольте получить то, что причитается мне за работу, — сказал Димитриос, протягивая руку.
Г. согласно кивнул головой и пожалел о
— Вам придётся пройти со мной, — сказал он и шагнул к двери.
Димитриос отрицательно покачал головой.
— То, что мне причитается, у вас в кармане.
— То, что у меня в кармане, причитается мне, а не вам.
Ухмыльнувшись, Димитриос достал револьвер.
— Поднимите руки, mein Herr, и держите их на затылке.
Г. подчинился. Сделав два шага, Димитриос остановился. Г. говорит, что он только теперь понял грозящую ему опасность.
— Только, пожалуйста, без глупостей, mein Herr.
Улыбка вдруг исчезла с его лица. Он сделал ещё один шаг и, ткнув револьвером Г. в живот, сунул свободную руку в карман пиджака и вытащил плёнку. Потом, отскочив в сторону, сказал:
— Теперь можете уходить.
Г. ушёл. Но и Димитриос, в свою очередь, совершил ошибку.
В ту ночь агенты Г. с завербованными уголовниками прочёсывали Белград, пытаясь схватить Димитриоса. Но Димитриос как сквозь землю провалился — больше его Г. никогда не видел.
Вы спросите, что стало с негативом? Вот ответ Г.:
— Когда на следующий день стало ясно, что он ушёл от нас, мне — как это ни горько, ведь вся моя работы пошла насмарку — ничего не оставалось, как рассказать о происшедшем работнику германского посольства, который был моим приятелем и кое-чем был обязан мне. Спустя два-три дня после этого памятного вечера мне стало известно, что Димитриоса видели вместе с человеком, который работал на французскую разведку, так что германскому посольству представилась прекрасная возможность оказать услугу правительству Югославии. Как вы думаете, могло оно не воспользоваться этим?
— Если я правильно понял, — сказал я, — вы поступили вполне сознательно, известив югославские власти о том, что карта побывала в чужих руках?
— К сожалению, у меня не было другого выхода. Будучи новичком в нашем деле, Димитриос совершил непростительную ошибку, выпустив меня живым. Он, наверное, думал, что я легко опять заполучу карту, шантажируя Булича. Но эта карта теперь не имела для меня никакой ценности — во-первых, потому что секретные сведения стали известны другой разведке, а, во-вторых, потому что, сообщая сведения, уже известные другой разведке, разведчик роняет свой престиж. Конечно, я был очень зол на самого себя. Единственным утешением было только то, что Димитриос получил от французов половину договорной цены за информацию, как будто они догадывались, что она уже устарела. Впрочем, она стала таковой чуть позже, после предпринятого мной демарша.
— Что стало с Буличем?
Черты лица Г. исказила брезгливая усмешка.
— Жаль, конечно, что все так получилось. Я обычно беру на себя ответственность за судьбу тех, кто на меня работает? Его арестовали чуть ли не на другой день. Он рассказал властям все, что знал о Димитриосе. Это и спасло ему жизнь — он был приговорён к пожизненному заключению. Я уже приготовился к тому, что власти будут разыскивать и меня: в конце концов ведь это я познакомил его с Димитриосом. Но, как ни странно, меня не тронули. Подумав, я решил, что он, возможно, боится дополнительного обвинения в получении взятки, либо сделал это из благодарности за те двести пятьдесят динаров, которые я дал ему в последний раз. Весьма вероятно, он так и не догадался, кто стоял за всем этим. Как бы то ни было, мне это очень пригодилось: ведь я ещё не закончил свою работу в Белграде и, если бы за мной началась слежка, мне пришлось бы переменить паспорт и — что самое для меня неприятное — прибегнуть к гриму. Судите сами, насколько это усложнило бы мне жизнь.