Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По
Шрифт:
Тут же тишину зала взорвал мой громовой чих.
Я повторил эксперимент — тот же результат!
Сердце заколотилось. Сунув палец в банку, я извлек оттуда небольшое количество смеси и растер ее между подушечками большого и указательного пальцев.
Странным образом крем этот отличался на ощупь от подобных помад. Задержав дыхание, я поднес банку ближе к глазам и прищурился, напрягая зрение. Легко представить, читатель, мою реакцию, когда в белой гомогенной массе я разглядел некие коричневатые точечки, которые я сразу опознал.
Нюхательный табак!
Я
Но кто же выдумал такую дьявольскую шутку? В мозгу зашевелились слабые воспоминания. Кто-то совсем недавно предлагал мне понюхать табак. Кто? Я отчаянно погонял этого ленивого мула, свой мозг, пытаясь выгнать на свет окутанную мраком неузнаваемую фигуру.
— Бог мой! — вырвалось у меня, когда я наконец узнал это лицо.
В этот момент меня заставил вздрогнуть неожиданно раздавшийся рядом высокий насмешливый голосок:
— Я ведь говорил тебе, что он вовсе не болван!
Я резко обернулся. У ограждения платформы стоял тот самый персонаж, чье лицо только что вспыхнуло перед моим внутренним взором.
Мсье Вокс!
На левой руке чревовещателя расположился его alter ego, [36] Арчибальд. Правая спрятана за спиной куклы. Оба снова поразили меня сходством обликов и настроения, какой-то зловещей демонической веселостью.
36
Второе я (лат.).
— Браво, мистер По. Да, это так. Жизнь Великого Мазеппы оборвал простой чих. За понюшку табаку, так сказать, погиб знаменитый укротитель.
— У дедули Шекспира про это написано, «Много чиха из ничего», — загундосил Арчибальд, почему-то не раскрывая рта, несмотря на то что правая рука Бокса скрывалась в недрах куклы.
Игнорируя несколько натянутую шутку куклы, вентрилоквист обратился ко мне со следующими словами:
— Меня не удивляет, что вы раскрыли тайну гибели Мазеппы. Для блестящего ума создателя гениального «Ворона» эта загадка не представляет особой трудности. Вот почему я поставил себе задачей защитить вас.
— Защитить меня? Каким образом?
— Устранив Картрайта.
— Но он не собирался наносить мне физического вреда. Он собирался лишь обратиться в суд.
— Неужели? — скептически ухмыльнулся Вокс. — Откуда мне знать! — прикинулся он удивленным простачком. — Вы ведь совершенно уверенно заявляли, что он нанял пожарника, чтобы вас прикончить. Так вы и молодому репортеру сообщили.
Реконструируя мысленно события того дня, я вспомнил, что по прибытии Таунсенда на сцену чревовещатель удалился, дабы заняться другими делами. Очевидно, «другим делом» оказалось подслушивание нашего разговора из какого-нибудь укромного уголка, откуда он направился к Картрайту и совершил гнусное преступление.
— Э-э… И чем же вызвана такая трогательная озабоченность моей безопасностью?
— Надеждой, что ваш блестящий ум выведет меня на столь драгоценный документ мистера Уайэта. Как вы, без сомнения, смогли понять, попытки узнать его местонахождение от Уайэта и от его пособника, Пратта, оказались безуспешными.
— Несмотря на немыслимые пытки, которым вы их подвергли.
— Совершенно верно, — сокрушенно покачал головой Вокс. — Один ничего не сказал, другой ничего не знал. Впрочем, эти маленькие развлечения служили и еще одной цели.
— Отвести подозрения от себя и бросить их на Джонсона, направить полицию по ложному следу.
— Точно так, — с готовностью отозвался Вокс. — Когда нашли двух девочек без скальпов и печени, я понял, что вполне могу использовать этого психа как прикрытие. Разумеется, творческая личность не может обойтись без своеобразных отступлений от шаблона.
— Вы понимаете под этими отступлениями — в отличие от жестокостей Джонсона — лишение жертв органов речи? У Уайэта язык оказался отрезанным. У Картрайта он висел, как галстук, вытащенный через разрезанную глотку, а Пратту вы заткнули рот его же гениталиями.
— Да, мистер По, — самодовольно признал Вокс. — Да, небольшие артистические импровизации… Вариации Вокса, Великого Вокализатора.
Если в моем мозгу и брезжили какие-то сомнения в психической ненормальности Вокса, то теперь они совершенно исчезли. Хотя искреннее признание моего поэтического гения свидетельствовало о здравом эстетическом суждении, моральные основы в душе этого человека начисто отсутствовали. Вопреки видимости рационального поведения, мне стало ясно, что Вокс безнадежно болен.
— Свойство мимикрии — еще один из ваших талантов, — признал я. — Сосед Уайэта сообщил, что он в вечер убийства подходил к двери и общался с ним через закрытую дверь. Полагаю, что голос, который он слышал и который счел принадлежащим Уайэту, на самом деле — продукт вашего искусства?
— О да, — усмехнулся Вокс, очевидно восхищаясь собой. — Мало кто может потягаться со мною в имитации речи.
— Да брось ты! — вмешался Арчибальд. — Меня тебе слабо подделать.
И снова рот куклы не шевельнулся, хотя у меня создалось впечатление, что голос доносится оттуда.
— Помолчи, Арчи, — досадливо поморщился Вокс. — Подошла очередь мистера По во-ка-ли-зо-ваться. Я хочу услышать от него, где находится документ уважаемого Уайэта.
— Боюсь, вы переоценили мои способности следопыта. Я не только не имею представления, где находится этот документ, но даже о его характере не осведомлен. По сведениям, сообщенным мне мистером Барнумом, можно судить, что автор его — Томас Джефферсон. И это все, что я знаю.