Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По
Шрифт:
Бокс прищурился и глянул на меня исподлобья.
— О Салли Хемингс слыхали когда-нибудь?
— Как же, слышал. Смазливая рабыня-негритянка, в которую, согласно слухам, распространяемым политическими противниками Джефферсона, он был влюблен и которая в течение сорока лет предполагаемых отношений родила от него нескольких незаконных детей.
Внезапно до меня дошел смысл бешеной — в прямом и переносном смыслах — активности вентрилоквиста.
— Вы хотите сказать, что документ, разыскиваемый вами со столь неординарным упорством и столь неординарными
— К сожалению, это не пустые слухи, мистер По. — Теперь в голосе Вокса звучали нескрываемые горечь и досада. — Документ, о котором идет речь, — страница из личного дневника Томаса Джефферсона. Эта запись без тени сомнения удостоверяет его преступную связь с чернокожей шлюхой.
Яростное ожесточение, с которым Вокс выплюнул последние слова, напомнили мне его высказывание об Отелло во время предыдущей беседы. Очевидно, Вокс не испытывал особенной приязни к черной расе.
Ясно мне теперь было и то, почему Уильям Уайэт, симпатии которого принадлежали угнетенным, рассматривал документ как мощное оружие аболиционистов. Доказательство того, что всеми почитаемый Джефферсон, автор главного политического документа нации, Декларации Независимости, не просто влюбился в рабыню-негритянку, но и зачал с нею нескольких отпрысков, придало бы огромный вес аргументам тех, кто считал негров полноценными членами рода человеческого.
— Могу предположить, что вы стремитесь овладеть данным документом, дабы утаить его содержание от общественности.
— Утаить! — хмыкнул Вокс. — Да я его уничтожу! И уничтожу каждого, кто знал о его существовании! Я в этом уже преуспел. Начал, кстати, с прежнего жильца вашей квартиры, мсье Деверо.
— Деверо? — удивился я и тут же вспомнил, что именно Деверо вывел Уайэта на этот документ. — Я считал, что он отбыл морем в Европу.
— Морем? В море он отбыл, в воду, мелкими кусочками. Рыб кормить.
Содрогнувшись от этого сообщения, я спросил:
— А как этот джентльмен вышел на интересующий вас документ?
— Понятия не имею, — пожал плечами Вокс. — Несколько лет назад он что-то делал на Юге. Гнусный тип, совершенно беспринципный. Его интересовали только деньги. Не знаю, сколько он содрал с альбиноса, но наверняка немало. Разумеется, Уайэт не мог использовать письмо, пока не убедился в его подлинности. Он воспользовался помощью приятеля-аболициониста Томаса Дадли, известного под псевдонимом Великий Мазеппа. Мазеппа «одолжил» у Барнума письмо Джефферсона, касающееся Луизианской сделки. Оставалось найти эксперта, который бы сравнил оба документа и установил истину. Вас, мой дорогой По. Мазеппа сам мне все рассказал. Он воображал, что я разделяю его политические убеждения. Я не стал его разочаровывать.
— А потом вы убили его, перед представлением подмешав в крем для волос табачную крошку.
— Да. Великолепное решение вопроса, правда? Изящный трюк. Могу гордиться своей находкой.
— Но зачем вы сожгли письмо о Луизианском договоре?
— Просто чтобы поиздеваться над Уайэтом. Я сделал это перед его носом. Медленно поднес к письму спичку, поджег его и бросил в камин. Чтобы он перед смертью увидел, что произойдет с его драгоценным письмом, когда оно попадет ко мне в руки.
Что ж, мистер По, — продолжил он, угрожающе сдвинув брови. — Я ответил на все ваши вопросы. Пришла пора вам ответить на мой. В последний раз спрашиваю, где документ?
— Но я не знаю!
— Очень жаль, — сказал Вокс, вынимая правую руку из корпуса куклы. Я понял, почему Арчи не раскрывал рта. Чревовещатель не мог приводить в действие механизм, управляющий челюстью. Рука его сжимала пистолет. И ствол пистолета уперся мне в грудь.
— Вы абсолютно уверены, что не знаете этого? — Вокс усадил куклу на помост, продолжая удерживать меня на мушке.
— Если бы я знал, то не стал бы скрывать, — заверил я его слегка дрожащим голосом.
— Тогда отправляйтесь догонять Деверо, Уайэта и Мазеппу! — вскричал сумасшедший чревовещатель. — Этих Бенедиктов Арнольдов, этих предателей своей расы!
Внезапно меня озарила вспышка прозрения, я как будто почувствовал физический удар.
— Подождите! — выкрикнул я. — Не стреляйте! Кажется, я понял, где находится страница, которую вы ищете.
— Где же? — спросил Вокс, не опуская оружия.
— Там же, где и Уайэт. На нем самом. На кладбище.
Глава двадцать восьмая
Вдобавок к свойственным лишь альбиносам особенностям, то есть снежно-белым коже, волосам и розовым глазам, Уайэт, как помнит читатель, привлек мое внимание своей обувью. Несмотря на весьма высокий рост, он щеголял в туфлях на излишне высоких каблуках.
На мысль о предназначении этой странной обуви натолкнуло меня замечание Вокса о Бенедикте Арнольде. Ранее, беседуя с Барнумом в музее, я заметил витрину с сапогами, якобы принадлежавшими генералу-предателю. Сапоги были снабжены высокими полыми каблуками, в которых Арнольд прятал донесения британцам, нашим тогдашним врагам. Каблуки арнольдовских сапог весьма напоминали каблуки туфель Уайэта.
По-прежнему целясь мне в сердце, Вокс повторил:
— На кладбище? Что вы, к дьяволу, несете?
Я быстро объяснил ему пришедшие мне в голову соображения по поводу сходства каблуков столь разной обуви — военных сапог Арнольда и городских башмаков Уайэта.
— Когда я добрался до Уайэта, — продолжил я свои объяснения, — бедный страдалец еще дышал. И даже издавал какие-то почти неразличимые звуки. Мне показалось, что он применил личное местоимение мужского рода третьего лица единственного числа для обозначения негодяя, напавшего на него. Тут же умирающий перевел глаза в направлении своей правой ноги, забившейся, как мне тогда показалось, в смертной судороге. На самом же деле, вероятнее всего, он глазами, движением ноги и речевым сигналом — пытаясь указать направление: «Вон! Вон там!» — старался привлечь мое внимание к каблуку правой туфли.