Маска красной смерти
Шрифт:
Ненавижу интимную насмешку в голосе Элиота, и то, что Уилл это слышит и может подумать, что все правда.
— Улицы больше не безопасны, — говорит Элиот.
— Моя мать волнуется, — говорю я. — Я не могу остаться здесь.
Я слышала, как он говорил с моей мамой, словно она одна из тех, кто нуждается в защите. Потому я не удивлена, когда он произносит:
— В таком случае... — он поворачивается к Уиллу, который не делает попытки притвориться, что не слушал наш разговор. — Были ли ночью возмущения?
— В нашем районе
Элиот прослеживает за его взглядом и убирает в карман шприц.
— Мы не хотим расстраивать миссис Уорт. Или достопочтенного доктора Уорта, — его тон несколько неприятный, но он делает то, что я хочу, а потому я ничего не говорю.
Мы следуем за Уиллом по коридору и двум лестничным пролетам. Несколько человек все еще в клубе расселись по углам, комнатам и альковам.
— Карету вашей сестры пригонят сюда, когда вы будете готовы ее осмотреть, — говорит он Элиоту. — Будьте осторожны.
— Она всегда со мной в безопасности, — я перевожу взгляд с одного на другого и обратно. Измученная, молчаливая. Элиот в карман за словом не лезет. — Идем, любовь моя.
Я вспыхиваю.
Уилл бледнее, чем обычно, его тату выступают на коже. Он настолько сильно принадлежит этому месту, что почти невозможно поверить, что и другим он принадлежит тоже. Он беззвучно что-то произносит, но я никогда не умела читать по губам.
Элиот берет мою руку, и мы выходим наружу, погружаясь в темноту.
— Раньше в некоторых частях города использовались газовые фонари.
Он зажигает два фонаря и вешает их на переднюю часть кареты, ну, теперь наша видимость немного лучше, чем нулевая. Полная луна не освещает так хорошо, как можно было бы ожидать. Здания, обрамляющие улицу, выпивают почти весь свет.
Когда мы отъезжаем от Клуба Разврата, тьма очень бедно разгоняется фонарями. Закутанные в плащи фигуры скользят в зону видимости и из нее. Глаза Элиота следят за ними сквозь мглу. Я тяжело вдыхаю и указываю на них, хотя фигуры двигаются быстро и уже растворились.
— Люди Малконента, — он ведет медленно, беспокойно.
Полная луна удлиняет тени. И затем, на мгновение, все погружается во тьму. Что-то загораживает луну. Я вспоминаю игрушечный воздушный корабль Генри, когда смотрю вверх, но небо полно лишь облаков.
Элиот дергает рычаг, и паровая карета совершает скачок вперед.
— Если тебе когда-нибудь понадобится спрятаться, знай, что по всему городу расположены входы в катакомбы. Они выглядят, как канализационные крышки, но промаркированы открытым глазом.
— Катакомбы обозначены в твоей книге, — говорю я.
Он быстро кивает.
— Многие переходы по всему городу были уничтожены, но теперь я как минимум знаю, где они были.
— Ты ищешь способ разместить своих солдат, — предполагаю я. — Или способы провести их через город.
— Мне нужны способы организации. Мой отец знал, что архитекторы
— У солдата в Тауэрс была брошь с глазом на лацкане. Как на записке, что ты мне прислал. И на книге.
— Это был символ секретного сообщества отца. Я перенял его. Просперо убил всех членов сообщества, потому их секретные места в большинстве своем все еще неизвестны, и теперь у меня есть то, что может быть полным набором их карт, спасибо тебе.
Я рассматриваю здания по обе стороны дороги, представляя, как много людей верны Элиоту, желая, чтобы мы могли спрятаться в катакомбах уже сейчас. Если кто-то атакует нас, это будет моя вина, это я потребовала отвезти меня домой.
— В следующий раз я буду настаивать, чтобы мы подождали с выездом до утра. Ты можешь спать в моих апартаментах.
Он принимает мое молчание за дискомфорт и продолжает.
— Не переживай. Я могу спать в гардеробной.
— Я не волнуюсь, — говорю я, напрягая зрение, чтобы смотреть сквозь толстый ночной воздух. — В действительности я даже не нравлюсь тебе.
— Ты себя недооцениваешь, — его голос напоминает мне о первой нашей встрече, когда он спросил, что такая девушка как я жаждет забыть.
— Нет. Это не так. Даже моим родителям я не нравлюсь. Они хотят, чтобы я была мертва, а мой брат выжил. Мой брат нравится всем.
Он смеется.
— Так значит, я рискую жизнью, отвозя тебя, домой посреди ночи, а твоих родителей это даже не волнует?
Я не смеюсь вместе с ним, и, конечно, он это замечает. Он всегда замечает. Когда он снова начинает говорить, его голос мягче.
— Мой отец хотел, чтобы Эйприл была его сыном. Он был беспощаден, а я был мечтателем.
Луна тускло светит из-за облаков. Мы живем во влажном тумане. Даже ночью, когда прохладно, воздух тяжел от влаги.
Здания наклонились над улицей, которая немного больше не заасфальтированной дорожки. Карета Эйприл никогда бы не пролезла по переулкам, какие, кажется, предпочитает Элиот. Бельевые веревки протянуты через улицу, одежда покачивается от ветра. Это был рабочий район, раньше, когда рабочие места еще имелись. Воздух здесь пахнет жиром жареного мяса, и еще один аромат, кажется, это какие-то специи. Руки Элиота на рулевом колесе теперь менее напряжены, я делаю глубокий, успокаивающий вдох.
Что-то мерцает на дороге перед нами.
— Элиот!
Провода натянуты через дорогу, я обхватываю себя, когда паровая карета кренится влево, и мы оказываемся в груде щебня.
Я обнаруживаю темные, завернутые в плащи фигуры, что-то движется.
— Они установили для нас ловушку, — тихо говорит Элиот.
Я обхватываю свою руку прямо над локтем, так сильно, что это причиняет боль. Мы уязвимы с фонарями, горящими в темноте.
Я вижу вымпел с черной косой, вывешенный на соседнем окне.