Маска
Шрифт:
Кэрол недоумевающе моргнула.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ему же пришлось отпереть калитку, чтобы зайти во двор. Раньше ему это как-то не удавалось.
— Ничего ему не пришлось отпирать. Мы наверняка оставили ее открытой.
Пол покачал головой.
— Я точно помню, что она была закрыта, когда мы подъехали.
— Закрыта — возможно, но не заперта. От ветра она раскрылась, и Джаспер без труда проник во двор.
Пол смотрел на рассекаемый дождем туман, уныло зависший в скудном свете уходящих сумерек.
— Наверное, ты права, — не совсем уверенно согласился он. — Мне бы надо пойти и запереть калитку.
— Нет-нет, — быстро запротестовала Кэрол. — Только когда кончится гроза.
— Послушай меня, радость моя, из-за того, что произошло сегодня, я не собираюсь теперь каждый раз во время грозы прыгать в кровать и натягивать на голову одеяло.
— И не надо, — ответила Кэрол. — Но дай же мне немного прийти в себя после того, что произошло сегодня прежде чем ты начнешь выплясывать под дождем, как Джин Келли. У меня еще слишком свежи воспоминания чтобы спокойно смотреть, как ты во время молнии поскачешь через лужайку.
— Это же займет считанные секунды и...
— Скажи уж, что ты просто пытаешься увильнуть от феттучине, — задиристо сказала она, с подозрением глядя на него.
— Да нет, конечно. Как только я закрою калитку и вернусь, я все приготовлю.
— Знаю, знаю, — продолжала она в том же тоне, — ты надеешься, что удар молнии спасет тебя от позора, потому что тебе ни за что не приготовить соуса без комочков.
— Это чудовищный наговор! — притворно возмутился Пол, подхватывая игру. — В этой части Рима я готовлю самый нежный феттучине Альфредо. Нежнее атласных бедер Софии Лорен.
— Я знаю лишь то, что в последний раз это было похоже на овсяную кашу.
— По-моему, до этого ты сравнивала его с матрасом в десятидолларовом мотеле.
— Ты же знаешь, я не люблю однообразия. — Она гордо вскинула голову.
— Уж это-то я хорошо знаю.
— Так ты собираешься готовить феттучине или ты трусливо убежишь и погибнешь от молнии?
— Ты здорово пожалеешь о своих словах, — сказал он.
— Думаю, это будет легче, чем есть твой комковатый феттучине, — с улыбкой парировала Кэрол.
Он расхохотался.
— Ладно, ладно. Твоя взяла. Закрою калитку утром.
Он вернулся к плите, а она — к разделочной доске, на которой резала петрушку и лук для салата.
Пол понимал, что жена, вероятно, была права насчет пришельца. Скорее всего это именно Джаспер: или гонял кошку, или искал, не угостит ли его кто-нибудь его любимым печеньем «Орео». То, что, как ему показалось, видел он — несколько искаженное бледное лицо женщины с отблеском молнии в глазах и ртом, словно перекошенным от ярости или ненависти, — наверняка было светотеневым обманом зрения. И все-таки ему стало как-то не по себе.
После того как он посмотрел в окно, теплое чувство уюта так и не вернулось к нему.
Грейс Митовски наполнила желтую пластмассовую миску «Мяу-миксом» и поставила ее в углу возле кухонной двери.
— Кис-кис-кис.
Аристофан не откликался.
Кухня не была его излюбленным местом в доме, потому что только там ему не позволялось лазить туда, куда ему хотелось. Правда, особой страстью лазить он и не отличался. В нем отсутствовала присущая большинству котов жажда приключений, и он, как правило, оставался на полу. И все же, несмотря на то что ему вовсе не горело шастать по кухонным столам и полкам, Аристофану не хотелось слышать, чтобы кто-нибудь запретил ему это делать. Подобно большинству котов, он был противником дисциплины и презирал любые правила. Однако его прохладное отношение к кухне никогда не мешало ему наведываться туда в урочный для еды час. Он даже частенько нетерпеливо ждал возле своей миски, пока Грейс ее наполнит.
— Кис-кис-кис, — громче позвала она.
Но в ответ не последовало никакого «мяу». Аристофан не прибежал, как обычно, задрав хвост, чем обычно выражал свою готовность подкрепиться.
— Ари-Ари-Ари! Суп тебя ждет, глупенький.
Она убрала коробку с кошачьей едой и вымыла руки.
Тук, тук-тук!
Стук — за одним сильным ударом почти без паузы последовали еще два — был настолько громким и неожиданным, что Грейс вздрогнула и чуть не выронила полотенце, которым вытирала руки. Звук доносился от входной двери. Она немного подождала — шум ветра с дождем вот...
Тук, тук!
Грейс повесила полотенце на вешалку и направилась в сторону коридора.
Тук-тук-тук!
Она неуверенно подошла к входной двери и включила свет на крыльце. В двери был «глазок», через который открывался довольно широкий обзор. Она никого не увидела, крыльцо казалось пустым.
Тук!
Удар был нанесен с такой силой, что Грейс почудилось, будто дверь сорвалась с петель. Звук расщепляемого дерева заставил ее отпрыгнуть назад, так как ей показалось, разнесенная в щепки дверь вот-вот влетит в коридор. Однако дверь продолжала надежно оставаться на месте, хотя ее косяк основательно дрожал; железный засов гремел и ходил ходуном.
ТУК! ТУК! ТУК!
— Прекратите! — крикнула она. — Кто это? Кто там?
Стук прекратился, и ей показалось, что она услышала детский смех.
Она уже собралась либо звонить в полицию, либо бежать за пистолетом, который лежал у нее в тумбочке возле кровати, но, услышав этот смех, передумала. Уж с детьми-то она сможет управиться и без посторонней помощи. Она не была такой старой, дряхлой и немощной, чтобы не разобраться с кучкой шалопаев.
Грейс осторожно отодвинула занавеску на длинном узком окне возле двери. Настороженно, готовая тут же отпрянуть от окна в случае какой-либо угрозы, она посмотрела на улицу. На крыльце никого не было.
Она вновь услышала смех. Высокий, звонкий, будто девичий.
Отпустив занавеску, она вернулась к двери, отперла ее и вышла на порог.
Ночной ветер был холодным и сырым. Моросящий дождь стекал по зубчатым украшениям крыльца.
Перед домом было достаточно мест, где могли спрятаться предполагаемые шутники. За перилами крыльца шелестел от ветра кустарник, и желтый свет верхней лампочки, отпугивающий насекомых, едва освещал лишь малую часть крыльца. Вдоль дорожки, начинавшейся у подножия крыльца и ведущей на улицу, тянулась живая изгородь, казавшаяся в темноте иссиня-черной. Среди многочисленных ночных теней никого не было видно.