Маска
Шрифт:
Слезы навернулись Мелисанде на глаза, ей хотелось обнять Матильду, но девушка все еще была в одежде палача и не знала, как отреагирует Матильда. Скорее всего, она отшатнется или вскрикнет от брезгливости.
— Спасибо, — прошептала Мелисанда.
Матильда улыбнулась еще шире.
— Я догадывалась, что ты умеешь говорить. У тебя очень красивый голос. Правда, низкий. Я думала, он звонче. Наверное, твое тело привыкло притворяться мужским.
Мелисанда потупилась. Она было потянулась к дощечке, но потом поняла, что ей это не нужно.
— Почему? — спросила она.
Матильда печально улыбнулась.
— Наши судьбы в чем-то схожи. Но у тебя есть возможность добиться того, чего ты хочешь: стать всеми уважаемой женщиной, выйти замуж, родить детей. Ты ведь этого хочешь, верно?
Мелисанда кивнула.
— Если будет на то воля Божья. А вот я уже не могу изменить свою судьбу. Я хотела служить Господу, но меня выдали замуж. И я покорилась воле Божьей. Я хотела принести в брак детей, много детей, но мое лоно бесплодно. Моя жизнь бессмысленна и пуста, однако я могу помочь другим, чтобы их не постигла эта доля. Для тебя еще не поздно что-то изменить.
Мелисанда хотела сказать что-то еще, но Матильда остановила ее:
— Теперь уходи. Тебе нужно быть подальше от города, когда советники заметят, что лишились палача.
***
Дитрих Лис перенес вес тела с одной ноги на другую. Вот уже несколько часов он стоял на страже у городской тюрьмы, и хотя пока все было тихо, он не ослаблял бдительности. Когда мимо проходила ночная стража, Лис вжимался в стену дома, сливаясь с тенью. Приходилось прятаться и от пьяных завсегдатаев трактира «Старый атаман». Этот трактир находился неподалеку от ворот и был худшей забегаловкой в городе. Там собирались низы общества, и даже в позднее время в этом заведении было полно разнообразного сброда. Однако сейчас стояла глубокая ночь, и за мощной дубовой дверью трактира царила тишина.
Никого не интересовало, что происходит в тюрьме. Последним тут побывал глава гильдии скорняков Карл Шедель, который пришел, когда пробил первый час ночи, но и он вскоре покинул тюрьму.
С тех пор к Шелькопфской башне никто не приближался.
Дитрих как раз собрался отхлебнуть вина из бурдюка, как вдруг заметил какую-то фигуру у рынка. Незнакомец двигался очень осторожно, будто не хотел, чтобы его заметили.
Задержав дыхание, Лис пристально всмотрелся в темноту, но так и не смог разобрать, кто же идет к тюрьме.
Когда незнакомец подошел к тюремной караулке и его лицо осветилось отблесками факела, Дитрих чуть было не присвистнул от удивления. Что, черт побери, нужно палачу в такое время в тюрьме? Он явился сюда по поручению совета или из собственных соображений?
Дитрих знал, что в некоторых городах палачи неплохо зарабатывали, делая для узников жизнь в камере чуть приятнее: приносили вкусную еду, вино, иногда даже приводили шлюх. Но про эсслингенского палача таких слухов не было.
Стражник, открывший Мельхиору дверь, тоже очень удивился, но, задав пару вопросов, пожал плечами и впустил палача внутрь. Может быть, он не смог прочитать, что написал на своей дощечке Мельхиор. А может быть, понял, что палач пришел по официальному поручению совета.
Дитрих жалел, что у него нет возможности увидеть написанное на дощечке. Он также посетовал, что в тюрьме нет даже окошка. Жаль, что ему не удастся узнать, зачем палач пришел сюда в такой час, подумал Лис. Но, вероятно, можно хотя бы заглянуть в окно караулки.
Дитрих тихо покинул укрытие.
***
Даже самой суровой зимой Вендель не дрожал так, как этой ночью. Его трясло от страха. Страх въелся в его тело, впился зубами во внутренности, болью сковал левое предплечье, на котором остался след от ожога. Кто-то смазал и перевязал рану, но боль не утихла. Палец, поврежденный жомом, тоже был перевязан, однако болел так, будто кузнец обрушил на него свой молот. Ноги у него опухли. После пыток Вендель попробовал пройти пару шагов, но каждое движение доставляло невыразимые мучения. Этот палач превратил его в калеку.
Вендель знал, что это только начало, хотя и представить себе не мог, что может быть хуже. Что ж, Мельхиор покажет ему свое искусство. Сдержав всхлип, Фюгер начал раскачиваться взад-вперед. Он размышлял. Доказательства его вины были очень серьезными, и судьи успокоятся только тогда, когда получат его признание. И по какой-то причине — Вендель пока не понимал, что это за причина, — они очень торопились. Но как можно сознаться в том, чего не совершал? Разве лжесвидетельство не было грехом? Что скажет отец, когда узнает, что его сын, которым он так гордился, казнен как преступник, сознавшийся в убийстве? Это разобьет ему сердце. Застонав, Вендель закрыл глаза. Он очутился в ловушке, и, как бы ни повел себя, ничего хорошего не будет. Он лишь погрязнет в страхе и боли. От одной мысли о палаче ноги заболели сильнее. Он не выдержит пыток. Тем не менее Венделю казалось, что палач, используя свои изуверские инструменты, обращался с ним как можно осторожнее. Фюгер был в отчаянии. Может быть, оборвать эту цепь страданий и признаться? Нет, нужно держаться. Ради родителей. Но тело так болит… Если сознаться, то его, как он надеялся, ждала быстрая и безболезненная смерть, а иначе муки будут длиться и длиться.
Кто-то постучал в дверь тюрьмы. Камера Венделя находилась прямо под входом, и ему все было слышно. Неужели они пришли опять, чтобы выбить из него признание? Он скорчился на полу, спрятал лицо в ладонях, словно хотел вообще исчезнуть.
Послышался чей-то приглушенный голос, шаги на лестнице. Вендель затаил дыхание, напрягся.
— Господи, пускай это будет стражник, совершающий ночной обход. Или какой-нибудь пьянчужка, задержанный ночной стражей на остаток ночи, — взмолился Фюгер.
Шаги приближались.
«О нет, не останавливайся, иди дальше, кем бы ты ни был!»
Шаги затихли перед дверью его камеры. Вендель поднял голову.
За маленьким зарешеченным окошком в двери виднелось чье-то лицо, но в темноте Вендель не мог разобрать его черты. Парню почудилось, будто это сам дьявол явился за ним.
Звякнули ключи. Дверь открылась.
Держа в правой руке факел, в камеру вошел палач. Вендель охнул от страха, вжался в стену.
Палач приложил палец к губам, взял висевшую на его шее дощечку, что-то нацарапал на ней грифелем и протянул Венделю.
Буквы расплывались у Фюгера перед глазами, он ничего не мог разобрать. Да и зачем? Лучше не знать, что намерен делать с ним палач. Вендель отвернулся, но палач терпеливо ждал, пока он прочитает слова на дощечке.
Со второй попытки купец все-таки разобрал написанное. Наверное, этот человек и правда был самим чертом!
«Следуйте моим указаниям, и с вами все будет в порядке».
Нет, он был не чертом. А подельником де Брюса! Иначе и быть не может. Граф хотел запугать его и ради этого, не моргнув глазом, приказал убить ни в чем не повинного человека. Вендель сглотнул.