Маскарад в лунном свете
Шрифт:
Простодушный суеверный дурак, которым легко манипулировать — вот кто такой его дорогой друг Ральф. Ему, вероятно, даже в голову не пришло, что там, где можно обойтись без троих, с таким же успехом можно обойтись и без четверых. В конечном итоге, зачем довольствоваться частью, когда можно получить целое?
Но он, подумал Вильям, тревожится по пустякам, как какая-нибудь старая баба. Троим из них, из-за собственной глупости пришлось сойти со сцены — и вовремя! Что было простым совпадением, ничем более. Но все эти совпадения подали ему хорошую идею. Он вполне мог сейчас избавиться заодно и от Ральфа, оборвав
Кучер остановил экипаж перед особняком Хервуда и, дав ему указание отъехать подальше, в конец улицы, и ждать его там, Лейлхем с улыбкой зашагал по каменным плитам дорожки.
Да, убрать Ральфа именно сейчас, не откладывая этого дела в долгий ящик, было бы вполне логичным шагом. Но ему придется заняться этим самому, поскольку на Перри, которому он вначале это поручил, рассчитывать теперь не приходилось — да он, скорее всего, и не справился бы с этим делом. К тому же, продолжал размышлять Лейлхем, убивать ему не впервой. После первого убийства второе дается намного легче. Сказать по правде, ему и в первый раз это весьма понравилось. В отличие от Ральфа, который рыдал, как ребенок, еще и несколько дней спустя.
Лейлхем постучал дверным молотком один раз, и дверь тотчас же распахнулась. Граф ничуть не удивился, увидев перед собой сэра Ральфа.
— Ты опаздываешь, — произнес резко Хервуд.
— А ты слишком дерзок, — ответил холодно граф. — Надеюсь, дело, по которому ты меня вытащил ночью из дома, достаточно важное? — Он переступил через порог и, пройдя мимо Хервуда, вошел в небольшую и слишком ярко освещенную в этот час гостиную. Сняв шляпу и плащ, он повернулся к вошедшему за ним в комнату хозяину. — Где твои слуги?
— Отпустил их всех до завтра, — коротко ответил Хервуд. — Я не хотел, чтобы нам мешали.
Лейлхем налил себе в бокал вина, хотя Ральф не предложил ничего своему гостю и сам явно не собирался пить.
— Правда? И почему это столь важно для тебя, Ральф? — Лейлхем обернулся и посмотрел на Хервуда. Сэр Ральф улыбался. Видеть это было столь непривычно, что Ренфру едва не поморщился. Сэр Ральф и улыбка ну никак не вязалась друг с другом.
— Кое-что произошло, — сказал Хервуд и шагнул к своему письменному столу.
— Да, я согласен с тобой, Ральф. Кое-что действительно произошло. Перри отплыл на корабле, чтобы не видеть больше ухмылок на лицах друзей и знакомых. Стинки сидит в тюрьме «Флит», рыдая в свой модно завязанный галстук и проклиная на чем свет стоит Принни. Артур? Ах, да, Артур. Я полагаю, он залез в постель, натянув одеяло до всех многочисленных складок своего подбородка, и теперь пытается убедить себя, что подобная история могла произойти с кем угодно. — Лейлхем повернулся к Ральфу, продолжавшему сидеть спиной к нему за письменным столом. — Так ты об этом хотел поговорить со мной? Или ты собираешься сообщить мне, что и с тобой приключилось нечто подобное? Не томи меня, Ральф — я с замиранием сердца жду, как ты сейчас скажешь мне, что тоже опустился до уровня деревенского дурачка.
Ральф резко повернулся, и Лейлхем увидел, что глаза его горят почти как у фанатика, охваченного религиозным экстазом.
— Я хочу получить тетрадь, Вильям.
— Тетрадь? О какой тетради ты говоришь?
Не отрывая взгляда от лица Хервуда, Лейлхем отступил назад
— О тетради Жоффрея Бальфура. — Хервуд поднялся и шагнул к графу. — Ты постоянно пугал нас всех записями в этой тетради, и теперь я требую, чтобы ты отдал ее мне. Остальные уже сошли со сцены, и вряд ли эти записи их сейчас волнуют, но в ней есть также и мое имя. Если ты хочешь, чтобы мы и дальше оставались партнерами, настоящими партнерами, эта тетрадь должна быть уничтожена.
Вильям улыбнулся, откровенно радуясь страху Ральфа.
— Как, Ральф? Я был уверен, ты всегда понимал, что это подделка. Поверить в то, что ко мне в руки попал настоящий дневник Бальфура, в котором, несомненно, были лишь записи о местной флоре и фауне и остальном в том же роде, могли лишь эти трое недоумков. Я сам написал этот дневник — ты видел его — только для того, чтобы вселить страх в этих кретинов и сделать их более послушными. Пожалуйста, не разочаровывай меня, говоря, что ты тоже попался на эту удочку.
Он сказал чистую правду, и Хервуд, похоже, это понял. Вильям, который уже начал по-настоящему тревожиться из-за столь необычного поведения Ральфа, позволил себе немного расслабиться.
— Ты… он был… где он сейчас?
Теперь, пожалуй, самым лучшим было соврать.
— Кажется, я сжег его. Он сделал свое дело, и я боялся оставлять его у себя. Кто-нибудь мог случайно его найти, ведь так? Даже если речь там шла лишь о вас четверых, любой из вас, если бы он попался, непременно назвал бы и мое имя. Ральф, — продолжал он, вздохнув, — ты меня разочаровал. Усомниться во мне после стольких лет… тем более, когда наша цель так близка…
Ральф сделал еще один шаг, и в руке у него неожиданно появился пистолет.
— Не наша цель, Вильям, моя. Я больше не нуждаюсь в тебе. Да и какой от тебя, в сущности, толк? Всю работу проделывали всегда мы, тогда как ты неизменно держался в тени и выступал вперед лишь в конце, и, забирая себе львиную долю прибыли. Так было всегда, Вильям: ты был головой, а мы руками и ногами. Но теперь, наконец, с этим покончено. Ты и твоя распутная королева ничего не получите, тогда как я получу все! — Хервуд вновь улыбнулся, и на этот раз его улыбка была не просто неприятной, но пугающе торжествующей. — И я получу это навечно.
Вильям сжал кулаки.
— Как смеешь ты говорить так о Маргарите! И убери свой дурацкий пистолет, пока не прострелил себе что-нибудь.
Ральф подошел еще ближе к графу, так и не опустив руки, в которой был зажат пистолет.
— Маргарита, твоя чистая невинная Маргарита! Да она давно уже не девственница, провалиться мне на этом самом месте. Она пала, покоренная нашим дорогим американским другом Донованом. Я видел их вместе в ту ночь, когда ты послал меня проследить за ним после нашей встречи в Ричмонде. Как, я не говорил тебе об этом? Я вижу на твоем лице откровенное удивление. Но почему тебя это так удивляет? Он же всегда, при каждой нашей встрече, открыто заявил о своем намерении соблазнить ее. Он желал ее, и он ее получил. Она ведь дочь Виктории, помнишь? А женщин этой семьи, похоже, всегда влекло к мужчинам ниже их по положению. Не каждая женщина разделяет твое столь высокое мнение о твоей особе.