Маскавская Мекка
Шрифт:
Харалужий поднял ладонь успокоительным жестом.
— Это можно обсуждать. И не исключено, что я с вами соглашусь… не исключено! Даже почти наверняка соглашусь: что ж, правда, в этом плохого! Оркестр приедет, салют… замечательно. Но есть еще одна сторона проблемы, Александра Васильевна…
Харалужий поежился.
— Смелей, смелей, — поморщилась Твердунина.
— Массы, — тихо сказал Харалужий. — Опять же: что скажут массы?
— А что массы? — рявкнул генерал. — Что вы кота за хвост тянете?
Харалужий покосился на Клопенко, будто прикидывая,
— Массы удивятся. Массы задумаются. «Вот тебе раз, — будут думать массы. — Те изверги, значит, самого Виталина в Маскаве закопали, а эти в Голопольске, стало быть, уже и до памятников добрались! Это что же такое получается? — воскликнут оскорбленные массы. — Это где же тогда правда на белом свете?! Чем же, — спросят массы, — их озверелый Маскав отличается от нашего передового Голопольска?!»
Повисло молчание.
— Да-а-а… — протянула Александра Васильевна. — Как, товарищи? Действительно. Мне кажется, товарищ Харалужий верно отметил…
Присутствующие покивали.
— И что же тогда? — спросила Александра Васильевна, словно обращаясь к самой себе. — Не хоронить — нельзя. Хоронить — тоже нельзя…
— Глупости! — сказал генерал, окинув Харалужего неодобрительным взглядом. — Ну не мавзолей же теперь строить!
Он насмешливо фыркнул и покачал головой.
— Как вы сказали? — переспросила Александра Васильевна. — Ма… мавзолей?
— Да, действительно! — сказал Харалужий. — Нет, серьезно! А?
— А что? Небольшой такой мавзолейчик, — пробормотал Грациальский.
— Так сказать, по образу и подобию, — ввернул Харалужий. — Если край живет во враждебном окружении, то… Почему бы и нет?
— А техникой мы обеспечим! — заволновался Петраков, принимая почти прежние размеры. — Техники навалом! Я ребятам свистну, — он осекся, прикажу то есть… Сверхурочные, если надо… да что там! За день сделаем, если материалы будут! За ночь!
— Ишь ты — за ночь… Да вы, Павел Афанасьевич, просто Марья-кудесница. Левым рукавом махнула — озеро разлилось. Правым — утки полетели. Шапкозакидательство! Как насчет материалов, Олег Митрофанович? — с веселой строгостью осведомилась Твердунина. — Не подкачаете? Кирпич бар, раствор ек, — не будет такого?
— С материалами, конечно, туго, Александра Васильевна, — сдержанно ответил начальник строительного управления Олег Митрофанович Бондарь. — На кирпичном печь полетела… на ЖБК кран вышел из строя…
— Помощью обеспечим. Артур Степанович, поможете рабсилой? На бетонный-то?
— Как не помочь, — кивнул Клопенко. — Триста голов хватит?
— Опять вы за свое, товарищ Клопенко! — поморщилась Твердунина. Голов!.. Перестаньте. (Артур Степанович холодно улыбнулся.) И потом — куда столько, что вы! Человек пятьдесят, наверное. Ну — шестьдесят… Видите, Олег Митрофанович, как все хорошо устраивается. А материалы надо найти, надо!
Бондарь понурился.
— Короче говоря, берите, товарищ Бондарь, в свои руки, — заключила Александра
Она чувствовала душевный подъем. Решение было найдено, оставалось немного — организовать, мобилизовать, направить в нужное русло.
— Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы принять постановление… как назовем?.. об увековечении памяти памятника Виталину, видимо?.. Кто за, прошу голосовать!.. Единогласно, — сказала Твердунина, опуская ратбилет. Вы уже знаете, что Михаил Кузьмич Клейменов ушел на повышение — теперь он в Краснореченске. Новый первый секретарь появится к завтрашнему утру. Я буду пытаться связаться со вторым секретарем. Может быть, у… — она замялась перед тем, как выговорить имя, — у Николая Арнольдовича будут какие-нибудь возражения… не исключено… в этом вопросе мы должны прислушиваться к мнению обкома… и тогда…
Дверь кабинета широко распахнулась, и вошел вдруг сам Николай Арнольдович Мурашин — высокий, плечистый, улыбающийся, одетый не в цивильный костюм, а в какое-то пятнистое полевое обмундирование, в высоких резиновых сапогах, со скаткой плащ-палатки на ремне.
— Добрый день, товарищи! — сказал Мурашин громко, весело окидывая сидящих взглядом пронзительно-синих глаз. — Да я не на бюро ли попал?
— Как снег на голову! — воскликнула Твердунина, привставая со стула на ватных ногах.
— А ничего! Я же знаю: вы всегда на месте, — отвечал Мурашин, смеясь. Подъезжаем, смотрю — окна горят. Не спит секретарь! А тут, оказывается, весь актив!
Николай Арнольдович захохотал, предъявив крепкие крупные зубы, и в самом смехе было что-то такое задорное и веселое, что сразу выказывало человека здорового и симпатичного.
— Удачно, удачно! Посижу, послушаю, чем гумунисты Голопольска живут. Потолкуем по душам… верно? Чай, не чужие!
Он решительно сел на стул рядом. Александра Васильевна почувствовала мгновенное тепло коснувшегося ее колена.
— Приступайте! — предложил Мурашин.
И ласково посмотрел смеющимся взглядом таких… таких голубых глаз.
Маскав, четверг. Тамерлан
Шаги звучали негромко — пол был сплошь устлан пестрыми квадратами дагестанских сумахов. По стенам поверх сиреневых и бордовых сюзане висели плетеные камчи, наградные цепи с крупными лалами на золотых бляхах, бисерные джамолаки и хурджины, серебряные конские наголовья, серебряные же, с золотой наковкой, стремена, шитые жемчугом седла и уздечки. Между этими мирными предметами горделиво сверкали сабли, полувынутые из богато убранных ножен, узкие скифские топоры, дамасские панцыри, калмыцкие колчаны и луки, древние парфянские акинаки, кубачинские кинжалы — самое разное оружие, боевые характеристики которого были подпорчены чрезмерным количеством украшавших его драгоценных камней и цацек. Взгляд, беспорядочно хватая мишуру окружающего, едва поспевал расчленять ее на отдельные предметы.