Маскавская Мекка
Шрифт:
— Кумыс свежайший, Сандро Алиханович, — забеспокоился официант, наклоняясь. — Икорочка пробойная выдающегося качества… не желаете?
— Все, все, — отмахнулся Габуния. — Завтра пировать будем, завтра… А вы-то?
— Я? — замялся Найденов, нерешительно протягивая руку за меню.
— Бросьте, — Габуния раздраженно махнул рукой, и официант снова послушно закрыл карту. — Что там читать? Тут, как говорится, и читать совсем не время, и писать совсем не место. Я вам расскажу. Ничего сложного. Все просто. Берите уйгурские. Почему? Потому что это такая котлета… э-э-э… Габуния сглотнул, раздул усы, покрутил пальцами в воздухе и
— Ну хорошо, — согласился Найденов. — Уйгурские.
— Балычок, севрюжка сегодняшнего поступленьица, — как прежде безмятежно заворковал официант. — Кумысик кенкиякский наисвежайший, пенистый…
— Замолчи, — скривился Габуния и посоветовал: — Маставу возьмите.
Найденов поднял брови.
— Это, если позволите объяснить, в толькоштошний бульончик из ягнятинки порционно петрушечка, укропчик, рейханчик, кинзочка, зира обязательно, перчик, картошечка, лучок, — заторопился безмятежный. — И на последнем этапе, перед подачей…
— Нет, — решительно отказался Найденов. — Супа не хочу. Давайте уйгурские.
— Может быть, не маставу, а сие-алаф? — встревоженно предложил официант. — Это, знаете ли…
Габуния скривился.
— Не нужно, — сказал Найденов.
— А горячие закусочки! — воскликнул официант, явно отчаиваясь. Даже цветозона несколько потемнела. — Гиссарский курдючок разварной в пряностях свежайший, от шефа! Жишгали по-осетински! Говядинка утрешнего забою!..
Найденов, взглянув на сотрапезника, помотал головой.
— Может быть, к уйгурским — бокал шато-ля-пти-куше двадцать девятого года? — Официант лихорадочно менял тактику. — Шато-континье тридцать седьмого!.. мусалас «ранги-курбокка» тридцать девятого!..
Тамерлан зарычал.
— Иди, братец, иди, — Габуния махнул рукой. — Видишь, собака переживает… иди уж.
Официант взмахнул салфеткой и посеменил прочь. Найденов с некоторым облегчением посмотрел ему в спину. Между тем ресторан по-прежнему жил своей тихой осмысленной жизнью. Время от времени ровное ее течение нарушалось. Вот и сейчас сразу три лакея суетились возле соседнего столика, раскладывая перед явно пресыщенным господином и его столь же явно заинтересованной юной спутницей какие-то поблескивающие инструменты, самый вид которых наводил на мысли о пытках и казнях. Четвертый, добросовестно упираясь, катил, как вагонетку, большую многоярусную телегу с нагромождением сверкающих кастрюль и сотейников — из-под их разнокалиберных крышек весело вырывался кудрявый пар.
Официант уже неслышно расставлял блестящие железные кубки. Хлопнула крышечка. Запенилась вода.
— Вы тут впервые? — спросил Габуния, отпив.
— Ага, — отозвался Найденов, глотая колючую воду. — Впервые.
— А что, захаживайте, — предложил тот. — Почему нет? Неплохое местечко. Сюда хорошо большой компанией, знаете ли. Когда шумно. Или с деловым разговором. С дамой особенно не поворкуешь — лязг, грохот… слышите? Железный — он и есть Железный. Но готовят отменно. И публика более или менее… — Несмотря на необязательную болтовню, он беспрестанно зыркал по сторонам настороженными черными глазами. — Более или менее, да… а больше где? В городе? Ха-ха. В городе-то видели, что делается? Я сейчас мимо «Максима» проезжал — так что бы вы думали?
И, ожидая ответа, снова обеспокоенно оглянулся.
— Что?
— По-гром, — отдуваясь, раздельно сказал Габуния. — Настоящий погром, со странным удовольствием
В это мгновение Тамерлан хрипло зарычал и принялся ни с того ни с сего яростно дергать медвежьей своей головой. Торшер затрясся.
— Э! э! Ты чего! Я т-т-тебе!
Привстав, Габуния потянулся к ошейнику. Раздался опасный рык, и он, бранясь, отшатнулся. Стул с грохотом упал. Тамерлан мощно мотнул башкой. Поводок выдержал. Тогда пес с железным скрежетом сомкнул на нем зубы.
— Ах ты, гнида! — крикнул Габуния и повалился на собаку сверху.
Теперь они возились на полу: примирительно урча, Тамерлан ворочался, норовя изогнуться и лизнуть себя в брюхо. Габуния, суча ногами по скользкому полу и также урча, пыхтел и усиливался, стараясь ему этого не позволить.
— Сука! — повторял он сквозь хриплые задыхания. — Ах ты сука!
Тамерлан встряхнулся, и Габуния отлетел на полметра в сторону.
От дверей спешили два мамелюка. Еще один торопился со стороны кухни.
— Я т-т-тебе! — заревел Габуния в прыжке.
Взвизгнула женщина.
Тамерлан рявкнул — Габуния снова отлетел.
Глухо скуля, пес яростно рвал зубами складки шкуры на животе.
Найденов с ужасом заметил узкий шов, прежде прятавшийся в складках. Это было похоже на… да нет же, бог ты мой!.. это и была молния! Застежка молния, как на сумке! В собачий живот, в шкуру была вшита молния! И, должно быть, при желании ее можно было расстегнуть!..
Тамерлан снова рванул зубами. Брызнула темная кровь.
Габуния опять с ревом падал на него сверху, оскалившись пуще собаки.
Кругом уже топали… кричали… что-то рушилось.
Смазанный клубок вновь резко распался на два тела — Тамерлан с воем рвал зубами расширяющуюся прореху, Габуния поднимался с пола, оскальзываясь и рыча.
Что-то блеснуло… вот еще… толчком вылезло из живота больше чем на ладонь!..
Это была рукоять большого армейского скорчера.
— Га-а-ад! — хрипел Габуния, норовя вырваться из объятий двух мамелюков. — Пусти! Га-а-ад!..
Третий присел возле собаки. Тамерлан жалобно и хрипло скулил.
— Тихо, тихо, — сказал офицер. — Погоди, дурак. Тебе же больно.
Он достал белоснежный носовой платок и осторожно вытащил окровавленный скорчер из прорехи.
Найденова замутило.
— Ничего себе! — сказал офицер, взвешивая скорчер на ладони. — Что делают!.. Ну совсем озверели…
Тамерлан яростно лизал рану.
Мамелюки тащили Габунию к дверям. Габуния брыкался.
— Ну что, песик, — сказал офицер. Он протер рукоять и бросил густо-розовый платок на пол. — Пошли на перевязку.