Маскавская Мекка
Шрифт:
— Ой, зачем ты мучаешь животное! Ой, а Валя где?
— Валя? — Сергей неопределенно помахал рукой. — Валя в отъезде. Проходи, проходи. Извини, я договорю.
Он поднес к уху трубку и стал раздраженно и отрывисто кого-то отчитывать, время от времени посматривая на нее и при этом извинительно пожимая плечами — мол, прости, пожалуйста, дела. Настя не прислушивалась, разглядывала обстановку. Разговор шел на повышенных тонах; на той стороне линии находился некий Василь Васильич, от которого Сергей жестко требовал каких-то объяснений. Она думала о своем; легкий, почти приятный озноб не отпускал ее, и она только
По дороге, в такси, Настя размышляла, что и в какой последовательности скажет, — и ничего не придумала. В сущности, проще всего было бы не строить из себя диву, не цокать каблуками, не шагать воинственной раскачкой — так, чтобы подолец платьишка вызывающе плясал и закидывался, — а просто, по-бабьи, разреветься прямо на пороге — м-м-м-м-ма-а-а-а-а-а!..
К сожалению, это было никак, никак невозможно.
— Представляешь, Сережа, — говорила она кукольным голосом, расхаживая по гостиной как дюймовочка: наманикюренные пальцы врастопырку, — Ой, какие… эти два — голландцы?.. У тебя просто музей… Вот, и представляешь, Леша во вторник уехал в Питер и оставил меня без денег… ну вообрази, какая глупость!.. А мне… Ой, это что, подлинник?.. Ну, караул, Кримпсон-Худоназаров, пора тебя раскулачивать…
Сергей снял очки, отчего его худощавое лицо утратило свойственное ему выражение собранности и ненадолго сделалось усталым и растерянным.
— Во вторник? — переспросил он, шаря в кармане халата; извлек замшевый лоскуток и подышал на стекло.
— Ну да, а мне завтра нужно остаток выплатить за… ну, неважно, купила я одну вещь… А он, балбес, банковскую карточку увез!
И Настя рассмеялась, жестом пригласив посмеяться и Сергея.
— Что это он: туда-сюда, туда-сюда… — пробормотал Сергей. — Просто в глазах рябит. — Посмотрел стеклышко на свет, вдумчиво подышал на второе. — И не лень ему мотаться… Во вторник — Питер, сегодня — ко мне, от меня, видимо, опять в Питер… да?
Настя сощурилась.
— Он у тебя был?
— Не без того…
— Зачем?
— Да примерно за тем же. Про покупки, правда, не рассказывал… Но денег взял.
— Расскажите про покупки, — пробормотала Настя. — Про какие про покупки?..
— Про покупки, про какупки… про кап…
— Про покупки, про покупки, про покупочки мои! — мстительно протараторила она.
— Вот именно… Давай, давай. Выкладывай.
— Да все нормально, чего ты! — она принужденно рассмеялась. Совершенно все тип-топ!
Сергей без улыбки взглянул на нее и подумал, что, скорее всего, Настена еще поморочит ему голову, но в конце концов расскажет, что же на самом деле случилось. А когда он поможет, то снова перестанет быть ей нужным. И опять останутся одни воспоминания: о лукавой китайщине в разрезе карих глаз, о светящейся
— Значит, тип-топ? — переспросил он.
— А не похоже? — и тут же крутанулась на скользком паркете, смеясь. Все внимание обращают.
— Похоже, похоже, — согласился он. — Ну, тогда извини: я должен ехать. Тебя подбросить?
Настя молчала, покусывая губы. Подошла к креслу и со вздохом в него повалилась.
— Короче, он пошел на кисмет-лотерею, — развязно сообщила она, закидывая ногу на ногу.
Сергей перестал улыбаться.
— Ничего себе… Следует полагать, внезапно разбогатели? Наследство, видимо? Поздравляю. Единственное, чего в этом случае не понимаю, это зачем он занимал у меня деньги. Во-первых, с такой суммой на кисмет-лотерее делать нечего. Во-вторых, если есть свои, то…
— Ну ладно, хватит! Никто ничего не получил! И никто не разбогател! Он нашел билет. Хотел сдать — а уже нельзя. Тогда он поехал на игру, а я… а я не знаю, что делать!
— Час от часу не легче. Он спятил? Вообще, первый раз слышу, чтобы билеты кисмет-лотереи валялись на дороге. Должно быть, специально для самоубийц подбрасывают…
— Перестань, — нетерпеливо сказала Настя. — Не нуди. Давай, поехали. Что мы резину-то тянем?
— Прости, что тянем? — холодно осведомился Сергей, рассматривая микроскопический заусенец на мизинце. — Какую резину?
— Не понимаешь?
— А что я должен понимать?
— Ну, ехать же нужно! За ним ехать!
— Зачем?
— Ты шутишь? Ты хоть знаешь, чем он рискует?
— Ну, допустим, знаю. Однако, сама посуди, что я могу сделать, если он сам, в здравом уме, в твердой памяти и по собственной воле туда двинулся? Мчаться за ним? А что я ему скажу? Я ему скажу: Леха, пошли отсюда. А он мне ответит: пошел бы ты знаешь куда? И будет прав.
— Ну довольно болтать, прошу тебя! Поедем!
— И не подумаю.
Настя недоверчиво рассмеялась.
— Прекрати, — просительно сказала она. — Ну пожалуйста. Сережа, миленький. Ты же все понимаешь. Мы же не можем его бросить, правда? Ладно, допустим, что он плохой… или там сумасшедший. Ладно. Но я не могу его бросить. Он сумасшедший, он пошел на кисмет-лотерею, а я должна…
— Да никакой не сумасшедший! — резко ответил Сергей. — А ты, с другой стороны, ничего не должна. Ты сама, по своей воле схватилась — и тянешь воз как ломовая лошадь! Кто заставляет? Теперь вот беги спасать от кисмет-лотереи! Замечательно! Просто слов нет! А завтра он банк пойдет брать — тогда что?
— Ладно, хватит, — оборвала она. — В таком случае дай мне денег. В долг дай, в долг.
— Сколько?
— Н-не знаю… ну, тысячу дай.
— Тысячу чего?
— Чего, чего — рублей! Непонятно?
— Не груби. Я дам, мне не жалко, — сказал Сергей, странно улыбаясь. Только скажи, ты в курсе, сколько можно на кисмет-лотерее выиграть?
— Ну?
— Пятьсот тысяч таньга! И это значит — столько же проиграть. Понимаешь? Так что ты будешь там делать с тысячей рублей?
— Я не знаю, — Настя всхлипнула. — Что ты от меня хочешь? Что ты меня мучишь? Я к тебе пришла как к другу, а ты… Хорошо… ладно… я думала, ты… — она встала и потерянно двинулась к дверям, — а ты…