Массовая литература сегодня
Шрифт:
Ср.:
– Лады. Тогда давай приколемся по делу. Думаю, такое мелкотравчатое существование тебе скоро прискучит. Ваш рэкет на дураков, бесперспективен. Нарветесь на серьезных «деловых», и полетят ваши буйные головушки. Согласен?
– Да. Но надо же чем-то занять пацанов.
– Занятие подыщется. Вот сегодня, например, Киса приглашает тебя с друзьями на банкет в «Большой Урал». Платит он. В кайф такое занятие?
В составе диалогических структур встречаются жаргонные
Обиженный — ‘педераст’; дырявый — ‘пассивный гомосексуалист’ и др. Подобная лексика – своего рода примета лагерного речевого быта:
– Устрой-ка этого дикого баклана в камеру! – распорядился [3] майор прапорщику ШИЗО, злорадно ухмыляясь. – Пусть переспит с опушенными. Полагаю, голубые его живо в свой цвет перекрасят!
3
Глагол распорядиться не управляет дательным падежом. Ошибка вызвана аналогией: приказать кому; но распорядиться о чем-нибудь (СОШ).
Жаргонизмы в контексте диалогического взаимодействия соединяются не только с просторечными, разговорными, нейтральными, но и с книжными словами и словосочетаниями. Последнее приводит к стилистической конфликтности и усиливает впечатление сниженности:
– Рвем когти! – рявкнул Мохнатый, бережно устраивая у себя на коленях чемоданчик.
– Срослось? – поинтересовался я у Ворона.
– Дело выгорело. Товар с нами. Но сторож, падло, вдруг решил показать служебное рвение, и если бы Мохнатый его не оглушил, мы бы все были бы в браслетах.
Ср.:
– Журналистов и ментов шевелить надо только в крайнем случае. Крупный хипиш выгоден лишь амбициозным придуркам. Овчинка выделки не стоит.
Группа единиц, составляющих не отличающийся разнообразием эмоционально-оценочный фонд используемого в тексте романа «Центровой пацан» субъязыка, служит для выражения точки зрения персонажа:
– Эй, командированный! Очухался? Мы люди деловые и не раздеваем граждан, как какие-нибудь мелкотравчатые сявки! Так и сообщи ментам в отделении!;
– Как тебе Артист показался? – совсем неожиданно спросил Бобер.
– Нормальный пацан. – я не скрывал удивления.
– Даю бесплатный совет, – продолжал старший, – не связывайся с их кодлой. Особенно с Артистом! Свяжешься – после не развяжешься. Ржавые они… (ржавый — «подлый, коварный»);
– Да, а почему у брательника Артиста заграничное имя?
– В натуре-то он Геннадий. Просто ему в кайф, когда его Генрихом зовут. Ничего парняга. Но не подфартило ему в жизни. Если бы не турнули с третьего курса, сейчас юристом бы зажигал, а не баранку крутил!
Жаргонное выражение может характеризовать эмоциональное состояние
– Пыхнем, Монах. Жизнь плотно забита неожиданностями, как эти папиросы анашой. Так что давай расслабляться. Может, это последний кайф, что мы словим…
Заключим проведенный анализ жаргонизмов краткими выводами.
• В литературном контексте всегда ощущается инородность жаргонизма. Использование жаргонной лексики по типу вкрапления обеспечивает рассчитанный на носителя общенародного языка эффект стилистического впечатления, без которого не может существовать текст воздействующего типа.
• При использовании автором текста жаргона как субъязыка репертуар функций жаргонизмов расширяется: номинативная функция сочетается с функцией создания эффекта достоверности жизненного материала, а функция стилизации речи персонажей – с эмоционально-оценочной и образной функциями.
• Введение жаргонной лексики и фразеологии в речевую ткань литературно-художественного произведения всегда создает эффект сниженности.
Вербализованная пошлость
Языковая среда оказывает на человека непосредственное влияние. Б.М. Гаспаров в этой связи отмечает: «Язык окружает наше бытие как сплошная среда, вне которой и без участия которой ничто не может произойти в нашей жизни. Однако эта среда не существует вне нас как объективированная данность; она находится в нас самих, в нашем сознании, нашей памяти, изменяя свои очертания с каждым движением мысли, каждым проявлением нашей личности» [Гаспаров 1996: 5]. Вульгаризация языковой среды открыла доступ вербализованной пошлости, хлынувшей на страницы текстов массовой литературы.
Пошлость – одно из ключевых слов традиционной русской культуры, то есть такое слово, которое «может служить своего рода ключом к пониманию важных особенностей культуры народа, пользующегося данным языком» [Шмелев 2002: 11–12] и которое отражает и «формирует» образ мышления носителей данного языка [Там же].
В толковых словарях отмечаются следующие лексические значения производящего прилагательного:
Пошлый – 1. Низкий, ничтожный в духовном и нравственном отношении. || Содержащий в себе что-л. неприличное, непристойное. 2. Неоригинальный, надоевший, избитый, банальный, грубый, вульгарный.
Языковая семантика слова пошлость передает неприятие, неприемлемость для национального духовного мира трех атрибутивных блоков.
Первый блок включает все, что может быть охарактеризовано как утратившее интерес, психологическую и эстетическую ценность по причине частого повторения. Второй блок включает все, что может быть оценено как неприличное, не соответствующее культурным нормам, правилам. Третий блок включает все, что может быть оценено как отторгаемое принципами морали. Таким образом, пошлое вмещает в себя банальное, неприличное, безнравственное.
В текстах современной массовой литературы проявляются все грани пошлости. Покажем это на примере извлечений из романа «Случайная любовь» (Шилова 2004 – тираж 40 000 экз.).
Произведение автора, как следует из аннотации, содержит «новый взгляд на криминальный мир, взгляд сильной, умной и обаятельной женщины, взгляд изнутри…» «Умной и обаятельной женщиной» оказывается валютная проститутка Лена, от лица которой построено повествование. Уникальность героини в том, что она знает английский язык и отчасти педагогику (три года обучения в педагогическом институте не прошли даром) и все знает о любви. Вот лишь некоторые ее высказывания: