Массовая литература сегодня

Николина Наталия Анатольевна

Приведем в качестве примера текст С. Шнурова «Мама, наливай!». Нетрудно заметить, что лирический сюжет не только подменяется эмпирическим, но и отвергается как мифологический. Происходит своего рода ментальная субституция: описание души, внутреннего, эмоционально-психического мира героя, замещается описанием половой неудовлетворенности. Следствия ментальной субституции – прямое отрицание любви (И любви ведь тоже нет), замена высокого низким. Автор выворачивает наизнанку не душу, а низменные ощущения. Утверждение эстетики низа — эпатажная самоцель. Прямое обращение к матери (Мама, наливай) усиливает цинизм (эмоциональные отношения за ненадобностью открыто вытесняются из внутреннего мира молодого человека):

Любил

я женщин разных,Красивых и заразных,Но любви не отыскал —Алкоголиком я стал.ПрипевМама, наливай!А я уже не мальчик,А у меня в штанахПерчик, не пальчик!Были у меня женщины,Были у меня бабы.Я хотел быть сильным,Оказался – слабым.ПрипевНету счастья на земле,И любви ведь тоже нет.А в газетах и в киноТолько [нец. и нец.].Припев

Вернемся к песенным текстам Ларисы Рубальской. Установка на отбор ментально значимой лексики эмоций, использование общеязыковых словарных элементов, передающих эмоциональное состояние/переживание, в качестве ключевых слов, интерпретация любви как эмоционально-психического отношения – все это способствует созданию поэтики общих мест, понятной массовому читателю (слушателю) – носителю традиционной русской культуры.

Лирической героиней песенной поэзии «прокламируется жизнь по мечте (Н. Федоров) согласно определенной цели» [Колесов 1999: 125], а цель – это любовь. Мечта, с одной стороны, вписывается Л. Рубальской в романтический контекст, с другой – приземляется вещным миром.

Романтический контекст и ценностные объекты вещного мира. Романтический контекст выступает как своего рода орнаментальное средство изображения чувств влюбленного.

1. Море, закат, звездное небо, южные растения, пряные запахи – все это обостряет чувство взаимного притяжения (первый вариант) или чувство разъединенности, возможной, но не состоявшейся близости (второй вариант).

Сильные контекстные партнеры описанных ключевых смыслов – слова и словосочетания в прямых значениях, содержащих семы «южное», «прекрасное», «теплое», «жаркое», «цветущее». Повторяющиеся вербальные сигналы романтического: море, пена волн, берег, лето, южная ночь, звезды, магнолии в цвету, кипарисовая аллея, летний зной:

Здесь у моря вспоминайПро прошедшее тепло.

В центре южного пейзажа – двое влюбленных:

И уснули вдвоем в пене волн на морском берегу…

Двое угадываются в подтексте, а описание южной экзотики настраивает на восприятие страстей:

Эта южная ночь,Блики звезд серебристо-хрустальных.Эта южная ночь,Жарких пряных цветов аромат.

Ожидание любви и разочарование превращают южный контекст в искусственную декорацию. Интонации и штампы жестокого романса наполняются легкой иронией:

Там, в кипарисовой аллее,Закат украсил летний зной.Вы о любви, слова жалея,Молчите пристально со мной.И прилетают альбатросыМолчанье наше нарушать. Сидеть в тени за чашкой кофеХоть вечность с вами я хочу.У вас такой прекрасный профиль,А про анфас я промолчу.

Иронию поддерживает поэтический штамп, оттеняющий образ неразделенной любви:

Зачем, зачем привычного покояВ закатный час меня лишили вы?

2. Сильные контекстные партнеры – слова и словосочетания с семами «экзотическое», «далекое» (банановая страна, райские птицы, пальмы, мулатка) создают впечатление «не нашего» юга. Оппозиция светлый север – жаркий юг усиливает притяжение противоположностей: Мы с тобой– два разных полюса. Достоверность изображаемого не всегда абсолютна:

Там, где пальмы в небо стрелами,Птицы райские звенят,Там девчонка загорелаяТы с ума свела меня.Мы с тобой – два разных полюса —Светлый север, жаркий юг.О любви я сразу понял все,Лишь тебя увидел вдруг.Моя мулатка, мулатка-шоколадка,Ребенок милый солнца и волны.Но почему мне так в твоих объятьях сладко,В лучах банановой страны?

Не вполне ясно: мулатка — это «потомок от смешанного брака представителя европейской расы и негра» (исп. mulato) или же «дочерна загоревшая девушка белой расы» (девчонка загорелая).

3. Сильные контекстные партнеры ключевых смыслов – номинации деталей романтического ужина: хрустальный бокал, бокалы, вино, свечи, зеркала:

Плесните колдовстваВ хрустальный мрак бокала.В расплавленных свечахМерцают зеркала; А в бокалах золотились брызгиКрепкого вечернего вина.

4. Сильные контекстные партнеры – номинации, романтизирующие «галантное» историческое прошлое: вельможи, кавалеры, дамы, кринолин, канделябры, свечи… Вместе с тем в тексте, который приводится ниже в сокращении, встречаются элементы, нарушающие цельность романтической картины. Это проявляется в неточности лексической сочетаемости: всевозможные вельможи (вельможа — в старое время: ‘знатный и богатый сановник, т. е. крупный сановник, занимающий высокое положение’; всевозможный — ‘самый разнообразный’). Сановничество не предполагало большого разнообразия.