Мастер Альба
Шрифт:
Португалец честно отбыл полный торговый день, даже для взрослого очень нелёгкий. И то событие, о котором догадывался старик, произошло, когда уже сворачивали прилавки. Яблочный дождь, пересыпаемый в корзины с лотков, сверкнул необыкновенной лаковой каплей. Португалец метнулся и выхватил из общей кучи одно незамеченное ранее яблоко. Конечно же, и он не понимал, что происходит. У него не было цели нарочно выбрать плод редкостный, необычный. Он просто хотел привезти сестрёнке подарок.
Яблоко в его руках было действительно необыкновенным. Вдвое крупнее всех остальных, тяжёлое, идеально округлое, густо-красного цвета (лишь на одном боку его плотная выпуклость была помечена солнечно-жёлтым). Этот красный цвет не был похож ни на пурпур, ни на киноварь. Он был неподражаемо красным , – таким, каким может быть только живое . Старик, видящий это, моргал слезливыми глазами растроганно и восхищённо. Он понимал, что раз в несколько лет добрый сад обязательно явит одно такое вот яблоко, которое завяжется на самой плодоносной и переполненной соками ветке, в открытом солнечном месте, где, однако, в час самого сильного пекла его накроет тень от верхних листов. В этот год весна будет ранней, а земля – тёплой. И яблоко будет висеть высоко, так, что садовники и мальчишки его не заметят. А снимать его осенью станет наёмный работник, от вечной усталости не замечающий красоты.
– Эй, эй! – вскричал подбегающий старшина. – Вот так чудо! А ну, дай-ка…
– Нет. – Португалец спрятал находку за спину. – Моя плата. Вы слово дали.
– А? Да… – приостыл старшина. – Ну, дай хоть посмотреть-то! Такое чудо и в десять лет не родится!
Вдруг старик подал свой голос с повозки:
– Иди, внучек, иди. Ты выбрал прекрасную плату. И, прошу тебя, когда яблочко скушаешь, зёрнышки обязательно посади.
И, давая мальчишке секунду, чтобы улизнуть, весело крикнул опешившему старшине:
– А ты считал его условие глупым! Нет? Ты над ним не потешался? А ведь знать должен, что и среди лошадей, например, бывают время от времени такие, за которых дают цену целого табуна! И потом, согласись, мальчишка бесспорно его заработал!
Взволнованный, с колотящимся сердцем, прибежал Португалец к своей воняющей рыбой повозке. Гансу ничего не сказал, а яблоко укутал холстиной и укрыл на дне их залатанной общей котомки. Только на пути назад, когда уже подъезжали к монастырю, он показал отцу волшебный свой заработок, и Ганс, поднеся яблоко к лицу и облившись его вязким и нежным земным ароматом, вдруг по-детски светло улыбнулся и вытер слезу.
Он хотел привезти сестрёнке подарок – не более того. Протянул, с чистым счастьем смотря на её обомлевшее личико.
– Что с ним будем делать? – спросила почему-то шёпотом Абигаль.
– Я знаю! – ответил ей Португалец. – Я покажу тебе кое-что, вот только пусть пойдёт дождик!
А дождь-то как раз не велел себя ждать. (Здесь чудесного мало: дожди осенью – частые гости.) Он пошёл – недолгий, но сильный, и наискосок, через двор, по выкопанной Гансом канавке понёсся маленький ручеёк. Он выбегал из угла двора, пересекал его, захватывая угол под соломенным надкрылечным навесом, и уносился, пронизываясь сквозь щели плетня. Вот под навесом-то, возле дождевого ручья, и устроились мальчишка и Абигаль. Португалец достал два прута с рогульками на концах, воткнул крепко их в землю по обеим сторонам ручейка. Третий прут протолкнул сквозь центр яблока – от веточки к обратной воронке, и положил этот прутик концами в торчащие кверху рогульки.
– Что это будет? – спросила, широко раскрыв глазки, счастливая Абигаль.
– А вот смотри, – сказал Португалец, вынимая из бокового кармана четыре приготовленные острые щепки.
Он вдавил их острия (брызнул обильный пенистый сок) в выпуклые красные яблоковы бока – сверху, снизу и с двух сторон, и положил прут с яблоком на рогульки. Ручей, набежав на нижнюю щепку, толкнул её вверх и вперёд и притянул к себе вторую, и тут же – третью. Яблоко завертелось и замелькало, разбрасывая вокруг капли воды и красные влажные отсветы. Дождь ослаб, – капли его, шлёпаясь в лужи, поднимали с прозрачными круглыми коронками пузыри, – и вот – совсем перестал, но вода по двору всё бежала, и яблоко мелькало, вращаясь, словно живой малиновый шар – с жёлтой искоркой с одного боку. Чистый воздух, – отмытый, прозрачный, – заполнил старый двор, и легла в нём цветная последождиковая радуга, и легла тишина, в уголке которой возились лишь клекоток слабеющего ручейка да мягкий поскрип прута в мокрых рогульках. Португалец сидел на корточках, склонившись над своим временным чудом, и сзади стола, навалившись на него во весь рост, онемевшая Абигаль, выглядывающая из-за его плеча. Перед ними над дождевым ручейком уже лениво вращалось яблоко, и его четыре лопатки на фоне большой общей радуги создавали свою – крохотную, едва различимую, размером с ладошку.
Спустя полчаса, сев лицом к лицу верхом на бревно у калитки (подстелив прежде циновку, чтобы не было сыро), они обкусывали снятое с прутика яблоко и, разжёвывая сладкие тающие кусочки, блаженно и счастливо жмурились.
Половины хватило им, чтобы насытиться. Абигаль слезла с бревна и побежала в дом – оделить второй половинкой родителей.
Он помнил, конечно же, то, что сказал старик с повозки, но значения не придал. А вот Абигаль, которой он поведал историю необыкновенного яблока, превратилась во взволнованную хлопотливую птичку. Она старательно выбрала в сложенную ковшиком ладонь зёрна из огрызка – тяжёлые, крупные, одно в одно, восемь штук, унесла в огород и там посадила, присыпав влажной землёй.
– Как же, – прошептала её мама на ухо Гансу, – в огороде – овощи, они нас спасают зимой, а где расти овощам, если будут деревья?
– Пусть сажает, – так же шёпотом ответил ей муж, – это временно. День пройдёт – и Абигаль всё забудет. Ведь из тысячи зёрен только одно выживает и превращается в дерево. Зима должна быть со снегами и не суровой, земля весной тёплой, дождь вовремя, раннее солнце… Пусть сажает. Не вырастет ничего.
Весной в выбранном девочкой уголке проклюнулись из земли и потянулись к синему небу крепкие зелёненькие побеги. Восемь штук, ровной строчкой.
ПОДАРОК РЕКИ
Ганс не на шутку перепугался. Прибежав с огорода, он собрал семью в доме и опасливым шёпотом произнёс:
– Дети мои! Умоляю – нигде, никому, ни за что не проговоритесь, что у Абигаль взошли все зёрна!
Домочадцы молча смотрели на него, ожидая какого-нибудь пояснения. Все знали, что Ганс просто так волноваться не станет.
– Небывалое дело! – торопливо шептал хромой дровосек. – Все взошли, до единого! Это – чудо. А в наше время про чудо следует помолчать. Потому что отцы-инквизиторы в каждом чуде видят потустороннюю силу и всех, кто якобы соприкасается с ней, – отправляют в подвалы для пыток, а потом – на костёр.
– Нам придётся их вырвать? – спросила, готовясь заплакать, несчастная Абигаль.
– Лучше вырвать, – сказал с горечью Ганс.
– Нет, – вдруг возразил Португалец. – Мы их спрячем.
– Как спрячем? Где? – вскинула заблестевшие глаза Абигаль.
– Известно где. Там, где никто не найдёт. В лесу.
– В лесу! – ликующе вскрикнула Абигаль и тотчас шлёпнула о губы ладошкой: “молчок, молчок…”
– Да, – продолжил Португалец, – высадим на поляне, где не ходит никто, и пусть растут.
– Это мудро, – покивал головой Ганс. – Только – тайно! Никому не рассказывайте!
Однако отыскалось для крохотных яблонек иное, нежданное
место. И помогла обрести это место река. Был весенний паводок, и река, заметно подтопив оба берега, с силой несла мимо деревни свою быструю воду. В этот день Португалец вместе с другими мальчишками был занят весьма важным делом: они бросали камешки в реку – кто дальше. И эта тёмная чёрточка, очень похожая на бревно, проплыла бы мимо деревни незамеченной, вниз по течению. Но Португалец не только выхватил её из потока своим острым взглядом, но и мгновенно узнал, что такое несёт в себе разлившаяся река. Не раздумывая, он сбросил одежду и вошёл в обжигающе холодную воду.