Мастер Альба
Шрифт:
– Понятно, понятно, – покивал Португалец. – Значит, в ближайшие несколько дней следует проявлять глубокую набожность.
– Да он это не ценит. Вернее, это – не в первую очередь. А вот если ты дашь ему понять, что веришь в его личное могущество – в смысле способность творить чудеса – он тебя отблагодарит по-королевски. Только не за свой счёт! Недавно в одном аббатстве ключарь попросил его исцелить больную сестру, лежащую дома, в другом городе. Энхельмо, сотворив крест, хотел пройти мимо, но ключарь взвыл с ликованием: “Чудо! Чудо! Она исцелилась!” И немедленно получил должность настоятеля.
– Вот как? Да неужели такое возможно?
– А кто станет спорить с Энхельмо Туринским? Он может и конюха сделать аббатом, отправив аббата предварительно на костёр.
– Как? И это он может?
– Друг. Инквизиция может всё.
Озадаченный Португалец, съев гриб, попрощался и, пока не стемнело, поспешил к темнеющим вдали стенам монастыря. Но, немного отойдя от кареты, он вдруг заметил блик под ногой, искорку, блеснувшую в дотянувшемся до неё свете костра. Дровосек машинально наклонился и эту искорку поднял. И так и пошёл, едва взглянув в руку, похолодев от страшной находки.
Придя в монастырь, он даже не обратил внимания на тревожную суету. Присев у стены жилого придела, он стал думать – как поступить с таящимся в его кармане кольцом, – массивным перстнем из красноватого золота с огромным розовым камнем, с отсветом глубоким и мягким, как глаз кошки.
А суета происходила нешуточная. Собственно, она началась, как только эскорт достиг въездных ворот. Энхельмо Туринский любил приезжать внезапно, доводя до ледяного озноба настоятелей и монахов: “не по наши ли души?” Когда привратникам прокричали, кто к ним приехал, то и вспыхнула суета, и пошла шириться тяжёлыми волнами. Ещё только скрипели вороты, поднимая решётку, а гонец от ворот уже вбегал, задыхаясь, в кабинет аббата. “Инквизиция из Турина!” Монастырь наполнился шумом бегущих шагов и гулким шёпотом. Страшных гостей высадили у парадного входа, и экипажи потянулись к конюшне. Здесь неприметный монашек скользнул к кучеру – тому, кто правил самой богатой каретой. Помог, с оправданной вежливостью, спуститься с кучерского сиденья. И незаметно вложил в его руку пару тяжёлых золотых кругляшей.
– Прими, брат, для облегченья дорожных тягот…
Кучер с пониманием кивнул. Оглянулся, склонился к наставленному нетерпеливому уху, быстро шепнул:
– Жалоб на вас не было. Проездом мы здесь. На день… Или на два. Карета сломалась.
– Хорошего отдыха, брат! – попрощался монах, не жалея о золоте, и поспешил к кабинету аббата, распорядившись на ходу мимолётно: – Зови кузнеца!
Аббат, родственным жестом протягивая разведённые в приветствии руки, шёл, сияя улыбкой, навстречу прибывшему гостю. Он уже принял шепоток от монаха, и ледяная игла пропала из его сердца. Теперь главное – угостить как следует, да побыстрее карету исправить. (Кузнеца уже повезли, освещая ему путь факелами.) Доноса на них не было, значит, беды в этот раз не случится…
Будет беда! Приблизился Энхельмо Туринский к встречающему его настоятелю монастыря, величественно протянул холёную белую руку – и вдруг эту руку, будто встретив огонь, внезапно отдёрнул. Недоумённо уставился на разведённые веером пальцы.
– Мой перстень… – произнёс изумлённо и побледнел. – Перстень! – возвысил горестный голос. – Слетел! Упал где-то! Подарок самого Папы!
Аббат спрятал в груди длинный стон. Что, если перстень вдруг кто-то поднял! Сначала спрячет из алчности, потом, когда станет известно – кто перстню хозяин, – из страха. Добро, если решится подбросить. А нет – не уедет отсюда делегат Папы, глава Туринского трибунала, сладкоречивый палач. Все, кто был в этот вечер во двориках и коридорах, пойдут в подвал, в камеру пыток.
– Его найдут сейчас, преподобный Энхельмо! Я отправлю на поиски каждого, кто способен нести зажжённый фонарь!
– Найдут? – не столько с надеждой, сколько с обещанием близкой угрозы переспросил инквизитор.
– Найдут. Нужно лишь подождать. Прошу вас поужинать. Поросёнка на уголья положили… Грибочки отборные…
Вёл гостя, кланяясь непрерывно, а один взгляд успел бросить на маленького монашека: “всех поднимай!!” Монашек немо ответил: “уже поднимаем…”
Сели за стол, уставленный так, что не было видно, какого цвета покрывающая его скатерть. Среди кубков с ягодным морсом были и кубки с вином – друг от друга неотличимые. Гость мог смело пить пьянящий напиток, делая вид, что пьёт скромную воду.
Вяло вкушали, – в тягостном, грозном молчании. Время от времени подкрадывались к аббату согнутые в низком поклоне монахи, вышёптывали: “Обыскали двор гостевой… Двор конюший… Путь от ворот… Коридоры… Увели в подвал слуг, обыскали…”
“Нет”. “Нет”. “Нет”.
Теперь уже аббат всё больше бледнел, а лицо инквизитора делалось тёмным. Полнился воздух в трапезной незримыми иглами.
Все, все слуги и сторожа были угнаны на ощупывание дрожащими пальцами каждого дюйма земли во дворах и складок одежды друг у друга. Только поэтому смог посторонний человек беспрепятственно дойти до самой трапезной. Отворил робко дверь, встал, озаряемый светом свечей и камина.
– Ваше святейшество…
– Кто ты?! Почему здесь… Сюда…
– Я дровосек, ваше святейшество. Вот подумал – куда мне ещё идти? Я колечко нашёл, на дороге, там, где карета…
Опрокинулся, выбросив тягучий винный язык нетвёрдо поставленный кубок. Громко брякнула вилка.
– Какое… колечко?!
– А вот, с камешком.
На не очень чистой ладони сверкнул розовым топазом и красным золотом перстень. Встал и замер перед едва надрезанным поросёнком в шёлковой чёрной сутане переставший жевать инквизитор. Вскочил и бросился из-за стола, покрываясь потом, дрожащий аббат. Трепетно снял с подающей ладони маленький, тяжёлый, блескучий предмет, торопливо отнёс счастливо вздохнувшему гостю. “Он”.
– Так я пойду? – осторожно напомнил о себе дровосек.
– Как тебя зовут, добрый христианин?
– Португалец.
– Странное имя.
– Меня маленького компракчикосы украли, в Португалии. Здесь их поймали. Меня монахи купили и дали это вот имя. Так я пойду?
– Что же ты награды не просишь?
– За что?
Португалец удивился так искренне, что тронул даже железную душу главы Туринского трибунала.
– Денег возьмёшь? – спросил инквизитор, нанизывая перстень на тонкий и белый, с крашеным ногтем палец.
– Я принесу! – воскликнул аббат и метнулся к двери.
Там его встретил тяжело дышащий монах, торопливо бормочущий оправдания: “Слуг же забрали, и сторожей, как он прошёл – я не заметил… Простите…”
– Он перстень нашёл! Деньги неси! Да побольше, пусть будет видно, что для Энхельмо мы не жалеем!
Через минуту вернулся к столу, принёс тяжёлый кошель. Но Португальцу не дал, а высыпал золото на край стола.
– Бери, – приказал инквизитор. – Ты и не представляешь, какое сокровище спас!