Мастер Баллантрэ
Шрифт:
— Видите ли, похоронить-то я его не похоронил, но только… Нет, сэр Вильям, я не могу сказать вам, в чем дело, вследствие того, что не имею права открывать семейную тайну весьма почтенной семьи, а если я вам не открою ее, то не могу вам объяснить сути дела, и вы все равно ничего не поймете из того, что я вам скажу. Поэтому не могу вам препятствовать действовать так, как вы считаете необходимым, но должен вам сказать, что умственные способности милорда не настолько расстроены, как это кажется. Вы, к сожалению, получили понятие только о конце трагедии, разыгрывающейся в продолжение многих лет, начало же вам не известно, и поэтому вам трудно судить обо всем остальном.
— Я вовсе не желаю слышать ваши семейные тайны, — ответил
— Я нисколько не удивляюсь этому и вполне сочувствую вам, — ответил я.
— Мне решительно все равно, удивляетесь ли вы или не удивляетесь, сочувствуете ли вы мне или не сочувствуете, — ответил сэр Вильям, — я желаю только избавиться от того общества, в котором я нахожусь, и поэтому я отдаю в ваше распоряжение лодку и предлагаю вам взять с собой несколько человек из моей свиты, а затем прошу вас взять милорда с собой и вместе с ним уехать.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал я после некоторого раздумья. — Но позвольте только, раньше чем воспользоваться вашим предложением, сказать вам несколько слов. Я должен признаться вам откровенно, что меня также чрезвычайно удивляет тот факт, что индиец снова вернулся туда, где находится могила его господина. Я вполне могу понять моего патрона, меня также крайне интересует то обстоятельство, что индиец вернулся обратно, это весьма подозрительно…
— Да, это правда, — перебил меня сэр Вильям, — и поэтому, так как я отправляюсь приблизительно в ту местность, где, как я могу понять, находится могила брата милорда, то я имею намерение пуститься на поиски индийца. Я уверен, что человек этот, подобно собаке, скучающей по своему господину, отправился на могилу джентльмена, чтобы рыдать на ней и также умереть. Жизнь его, по моему мнению, в большой опасности, и я предлагаю пойти туда и спасти его. Вы его знаете, что он за человек, не дурной?
— По моему мнению, отнюдь не дурной, — ответил я.
— Ну-с, а какой человек был брат милорда? Милорд, насколько я могу понять, недолюбливает его, но судя по тому, что индиец любил его так сильно, надо полагать, что он обладал весьма благородными чертами характера.
— Не спрашивайте меня насчет него! — воскликнул я. — Это был не человек, а какой-то демон. Я знал его много лет и должен сказать, что я ненавидел его, но вместе с тем восторгался им и рабски боялся его.
— Я, кажется, своим вопросом снова заставил вас открыть мне до некоторой степени семейную тайну, — сказал сэр Вильям, — но если я сделал это, то совершенно помимо своей воли, могу вас уверить. Одним словом, мы решили таким образом: я отправляюсь туда, где находится могила брата лорда Деррисдира, и, если возможно, уговорю индуса следовать за мною, а вы постарайтесь уговорить лорда, чтобы он вернулся обратно в Альбани.
— Сэр Вильям, — воскликнул я, — это невозможно! Я заранее убежден, что мне не удастся уговорить его уехать, да я и не стану уговаривать его особенно много, так как я знаю, насколько для него важно знать, умер ли на самом деле его брат или нет… Быть может, вам кажется это странным, но я люблю милорда, и кроме меня есть еще другие люди, которые его также любят. Вы не знаете его, не знаете, какой это был хороший человек, и поэтому вы не можете судить об этом. Заставить его вернуться в Альбани можно только силой, а подобного рода действие может произвести пагубное влияние на его умственные способности и может даже убить его. В этом я твердо убежден. Но так как я в настоящее время вполне завишу от вас, то я не смею протестовать, если вы возьмете на себя такую огромную ответственность и препроводите милорда в Альбани силой.
— Нет-с, такой ответственности я на себя не беру! — воскликнул сэр Вильям. — И после того, что вы мне сказали, я вовсе не настаиваю на том, чтобы вы увезли милорда. Вы желаете, чтобы я взял вас и милорда с собой, когда отправлюсь отыскивать могилу умершего джентльмена; пусть будет по-вашему. Мне все это дело по горло надоело, и я умываю руки, будь что будет.
С этими словами он отвернулся от меня и велел снять лагерь. В ту же минуту милорд, который находился неподалеку от нас, подошел ко мне и спросил:
— Ну, что, чем решили?
— Ваше желание будет исполнено, — ответил я. — Вы увидите могилу.
По описанию Моунтена могилу мастера Баллантрэ можно было очень легко найти: она находилась рядом с целой группой высоких гор, бросавшихся в глаза своей вышиной и находившихся как раз на меже пустыни. Насчет этого участка земли между индейцами и американцами, жившими у Чампленского озера, происходили постоянно ссоры. Мы избрали кратчайший путь и, по словам сэра Вильяма, приблизительно часов через шестнадцать должны были прийти к тому месту, где находилась могила. Лодки наши мы оставили на реке и приставили к ним караульных. Раньше чем отправиться в путь, мы захватили с собой множество меховых одежд и целую массу лыж, в случае, если бы снежная буря застигла нас и засыпала бы наш путь снегом.
Захватив все, что было необходимо для того, чтобы совершить путешествие, мы тотчас отправились в путь. Мы бодро маршировали целый день и находились уже не более нескольких сотен ярдов от того места, где была могила мастера Баллантрэ, когда настала ночь, и сэр Вильям велел раскинуть лагерь и переждать, пока наступит день, а затем уже отправиться на могилу. Сэр Вильям избрал удобное место для лагеря, расставив вокруг шатров караульных и затем уселся отдохнуть.
Перед нашими глазами была целая цепь высоких гор, к которым мы в течение всего дня продвигались все ближе и ближе. Мы с самого раннего утра отправились в путь, и перед нами в продолжение всего нашего путешествия блестели верхушки гор, имевшие такой вид, как будто они из серебра. Это происходило от того, что они были покрыты снегом, и когда солнце освещало их, они блестели. Нам пришлось бродить по твердым кочкам, пробираться по лесу из невысоких деревьев и проходить по берегам бурных потоков, и все время перед нами сверкали серебристые верхушки гор. Земля, по которой мы шли, сильно замерзла и так и трещала под нашими ногами, но снег лежал лишь на верхушках гор, на земле его не было.
В течение целого дня в воздухе стоял туман, так что солнце, выглядывавшее из-за тумана, имело вид золотой круглой монеты, и с левой стороны дул сильный ветер, вследствие чего левая щека моя даже заболела, но весь день воздух был замечательно чистый, и поэтому, несмотря на то, что мы быстро маршировали, дышать нам было очень легко. К вечеру ветер стал ослабевать и туман рассеялся; солнце садилось все ниже и ниже и наконец окончательно исчезло за горами. Но перед тем как закатиться, оно осветило еще верхушки гор своими бледными лучами.
Было уже совершенно темно, когда мы уселись ужинать. Мы ели молча. Как только мы кончили есть, милорд встал и вышел из палатки. Я тотчас последовал за ним.
Лагерь был раскинут на возвышенном месте, на берегу замерзшего озера, имевшего ширину приблизительно с милю. В непосредственной близости от нас поднимались холмы, поросшие лесом, а дальше виднелись те высокие горы, о которых я уже упомянул. Небо было чистое, и месяц ясно светил. В воздухе не было ни малейшего ветерка, вокруг нас царила мертвая тишина, ни одна ветка дерева не шевелилась, ни один звук не раздавался, даже шум и звук голосов, который раньше время от времени доносился до нас из лагеря, теперь прекратился. Все вокруг словно замерло. Теперь, когда после того, как солнце зашло, ветер окончательно утих, сразу сделалось так тепло, как будто наступила не осенняя, а июльская ночь. Подобная внезапная теплота производила какое-то особенное странное впечатление, тем более что земля, на которой мы стояли, и озеро, на которое мы смотрели, замерзли.