Мастер Баллантрэ
Шрифт:
Это путешествие по дикой стране оставило в душе моей неизгладимые тяжелые следы. Я не принадлежу к числу тех людей, которые любят испытывать сильные впечатления и переживать какие-нибудь необыкновенные события. Знать, что зима наступает, а между тем находишься посреди пустыни, далеко от всякого человеческого жилища, казалось мне чем-то ужасным; мне казалось, будто мы испытываем Бога тем, что решаемся идти все дальше и дальше вперед, в неведомую страну. Когда же я узнал достоверно, какую цель милорд преследует, я окончательно пришел в ужас.
Мне во время нашего странствования приходилось большей частью беседовать с сэром Вильямом, так как милорд почти совсем не разговаривал ни с ним, ни со мною. Он находился в каком-то странном состоянии: он почти совсем не ложился спать, все бродил по лесу, искал кого-то глазами, но не говорил кого. Больше двадцати слов в день он не говорил. Сказать, что он при этом говорил глупости,
Порой он рассказывал сэру Вильяму о том, что у него есть брат, который находится также в той местности, где мы находимся, что он путешествует по лесу неподалеку от нас, и просил сэра Вильяма сказать караульным, чтобы они в свободное время походили по лесу и посмотрели, не бродит ли брат его где-нибудь поблизости от нас.
— Меня крайне беспокоит то обстоятельство, что я не имею о брате никаких известий, — говорил милорд.
И очень часто в то время, как мы находились в дороге, ему казалось, что он видит лодку, приближающуюся к нам, или же раскинутый на берегу лагерь, и при этом он каждый раз выказывал сильнейшее волнение.
Сэр Вильям, разумеется, не мог не заметить все эти странные выходки милорда, и он очень часто отводил меня в сторону и высказывал свое удивление по этому поводу.
В ответ на его вопросы я только покачивал головой и старался, не выдавая сути дела, намекнуть ему о том, что лорд в дурных отношениях с братом, и что при встрече обоих братьев может выйти крупная неприятность.
— В таком случае, пусть он лучше один отыскивает его, где хочет, — ответил сэр Вильям.
— Где же ему его найти? — сказал я. — Он просто расстроен и поэтому ему кажется, что он то тут, то там встретится с ним.
— Хорошо, хорошо, мне до этого никакого дела нет, пусть он воображает, что ему угодно, — сказал сэр Вильям, — но только если бы мне все это заранее было известно, то я не отправился бы вместе с ним в путь.
Мы приблизительно с неделю путешествовали, когда мы приехали в местность, окруженную высокими горами, покрытыми лесом. Тут мы остановились, вышли из лодки и раскинули лагерь. Мы зажгли костры, затем поужинали и, по обыкновению, после этого улеглись спать. Был страшный холод; как я ни закутывался в плащ, и чем я ни покрывался, я никак не мог согреться, так что в продолжение всей ночи ни на минуту не мог заснуть, и как только начало рассветать, встал и подошел к костру, чтобы согреться, а затем начал ходить взад и вперед по берегу, чтобы размять свои окоченевшие члены. Делалось все светлее и светлее. Мои спутники один за другим начали просыпаться в то время, как я все еще в своем теплом пальто из воловьей шерсти разгуливал взад и вперед по берегу, и пар выходил из моих ноздрей. В эту минуту я вдруг услышал какой-то странный крик, раздавшийся с опушки леса. Караульные ответили на этот крик, а мои спутники вскочили на ноги, и один из них указал пальцем по тому направлению, откуда раздавался крик, а все другие устремили туда свои взоры. Я также взглянул туда и увидел человека, стоящего между двумя деревьями и в страшном волнении простирающего к нам руки. Через минуту после этого он подбежал к нам, бросился на колени и залился слезами. Это был Джон Моунтен, торговец, которому, судя по его словам, удалось избегнуть страшной гибели. Первое слово, которое он произнес, было: не видели ли мы Секундры Дасса?
— Кого? — в изумлении спросил сэр Вильям.
— Нет, — ответил я, — мы его не видели. А почему вы думаете, что мы непременно должны были его видеть?
— Нет? Не видели? — спросил он. — В таком случае я не ошибся. Но интересно знать, — сказал он, проводя рукой по лбу, — интересно знать, зачем он вернулся? Зачем он пошел опять туда, где лежат бездыханные трупы? По моему мнению, тут должна быть тайна, какая-нибудь особенная тайна.
Слова Моунтена возбудили наше любопытство, и мы с жадностью начали прислушиваться к тому, что он говорил. Но я думаю, что будет лучше, если я по порядку расскажу все, что мне известно о происшествии, приключившемся с Моунтеном. Я тотчас сообщу о том, что я слышал насчет этого происшествия из трех источников, но я должен прибавить, что рассказчики, от которых я узнал об этом происшествии, рассказывают о нем каждый по-своему.
Первый мой источник — это письменное изложение торговца Моунтена, весьма умно и, главное, хитро написанное в том смысле, что в нем умалчивается о преступлениях, совершенных шайкой разбойников, с которой он ездил.
Второй мой источник — два разговора, которые я имел с Секундрой Дассом, и третий мой источник — это рассказ самого Моунтена, вполне откровенно сообщившего мне все, что с ним и с его товарищами произошло. По всей вероятности, он смотрел на меня как на сообщника милорда, и поэтому не скрыл от меня ничего.
Компания, отправившаяся вверх по реке Гудзон под начальством капитана Гарриса и мастера Баллантрэ, состояла из девяти человек, из которых все, за исключением Секундры Дасса, ничего не заслуживали, как только чтобы их повесили. Сам Гаррис, а равно и вся его команда были отвратительные люди: все они были кровожадные чудовища; некоторые из них были прежде пиратами, но все они были пьяницы и негодяи, и все, нисколько не стесняясь, хвастались друг перед другом совершенными ими некогда преступлениями. По словам Моунтена, дисциплины на лодке не было никакой. Начали сговариваться насчет того, в какую сторону плыть. Капитан Гаррис и четверо из его команды, два шотландца, Пинкертон и Гасти, сам Моунтен и какой-то пьяный сапожник, по имени Гиккс, принялись шептаться насчет того, куда выгоднее направить путь. Материальных средств у них для путешествия было вполне достаточно, в особенности у мастера Баллантрэ, который захватил с собой порядочный куш.
Но, несмотря на то, что у него были деньги, положение его было крайне незавидное. Спутники его, за исключением Секундры Дасса, смотрели на него, как на дурака, согласившегося пуститься в путь с малоизвестной ему компанией, и как на жертву, обреченную на гибель. Он напрасно надеялся играть роль вожака разбойников, напротив, всякий из его спутников засмеялся бы ему прямо в глаза, если бы он вздумал корчить из себя важное лицо. Когда Моунтен рассказывал мне об этом, мне даже странно было это слышать. Я до такой степени привык к тому, что мастер Баллантрэ был всегда и всюду первое лицо, что мне даже не верилось, что он мог дойти до такого жалкого положения, в котором он находился, и я краснел за него в то время, как слушал повествование Моунтена. Сколько времени Баллантрэ находился в неведении о том, что на него вовсе не смотрят как на вождя, а что, напротив, ему грозит опасность, мне неизвестно, знаю только, что компания заехала довольно далеко в дикую страну, раньше чем он понял, в каком критическом положении он находится.
Дело было вот как: Гаррис и несколько человек из его компании удалились в лес, чтобы потихоньку от Баллантрэ совещаться насчет него, когда вдруг они услышали какой-то шорох. Моунтен находился тут же в компании, и когда до его слуха донесся шум, он потихоньку отправился по направлению к тому месту, откуда шорох раздавался. Моунтен несколько раз имел дело с индейцами и от них выучился двигаться без малейшего шума. Он, употребляя тот способ, который употребляют индейцы, когда шпионят, двигался все дальше и дальше вперед, когда вдруг он заметил вблизи от себя человека, двигавшегося вперед таким же способом, каким двигался он. Это был Секундра Дасс. Когда Моунтен увидел Секундру, он в первую минуту не знал, смеяться ли ему или сердиться на него, но, во всяком случае, он пришел в крайнее недоумение относительно того, чего хотел Секундра Дасс. Моунтен вернулся обратно к компании, которую он покинул, и рассказал ей о том, что он видел. Гаррис и его товарищи также крайне удивились тому, что Секундра Дасс шпионит. Теперь, когда они узнали, что тот, кто шевелился в кустах, был не посторонний индеец, а Секундра Дасс, они успокоились насчет того, что им не грозит от индейцев нападение, но, с другой стороны, им грозила опасность, что Баллантрэ узнает о том, что против него замышляют, так как если Секундра подслушивает, что они говорят, то, стало быть, он знает английский язык, а если он знает английский язык, то, стало быть, он понимает, что они говорят, и все, что он слышит, передаст мастеру Баллантрэ. Но если Секундра Дасс понимал по-английски и скрывал это, то зато Гаррис, в свою очередь, знал индостанский язык и также скрывал, что он его знает, и из всего этого вышло следующее: Секундра подслушивал, когда Гаррис совещался со своими товарищами, а Гаррис решил подслушать, что Секундра Дасс будет говорить своему другу. Он, не медля ни минуты, оставил остальных заговорщиков на том месте, где они сидели, и подполз к шатру, в котором сидел Баллантрэ, и подслушал, что ему рассказывал Секундра Дасс. В то время, как заговорщики сидели и покуривали трубки, Гаррис подслушивал, что Секундра Дасс и мастер Баллантрэ говорили.
Когда, спустя долгое время, Гаррис вернулся к своим друзьям, лицо его было мрачнее ночи. Из того, что он слышал, он удостоверился в том, что он не ошибся в своем предположении и что Секундра Дасс действительно отлично понял все, что они говорили, и все это передал своему господину, и что оба они решили на следующий же день бежать из той компании, в которой они находились, предпочитая лучше голодать и рискуя быть съеденными дикими зверями или убитыми дикарями, чем оставаться дольше в обществе изменников.