Мастер Исхода
Шрифт:
В другом «идолище» обитали черные слуги Маххаим. Тут тоже было довольно скверно, зато имущества — несравненно больше. Килограммов тридцать разнообразного бронзового оружия и посуды, изысканная одежда и украшения с камешками, которые в любом цивилизованном мире стоили бы изрядных денег. Кстати, значительная часть украшений: браслетов, ожерелий и прочего — была выкована из самого настоящего золота.
Пока «десятиноги» с радостными воплями осваивали сокровища, я обошел еще несколько «идолищ», но ничего полезного (в плане материальной культуры) не обнаружил. Никаких артефактов или иных загадочных приспособлений, кроме уже известных мне
Что ж, надеюсь, что ты жив, кузнец Игорь. Твои руки могут быть очень кстати. А пока очень кстати то, что на ножнах имелся небольшой кармашек с бруском для правки клинка. Что-то мне подсказывало: точить шашку мне придется не раз.
Я прицепил оружие к поясу из львиного хвоста и почувствовал себя настоящим богатырем, которому не то что какие-то Маххаим — сам черт не страшен.
Так мы и заявились в поселок: впереди я, с шашкой на поясе, сумкой, полной денежной чешуи, в «форменном» плаще Маххаим на плечах. За мной, почетным эскортом — Боцман с братвой, увешанной награбленным так, что еле ноги передвигали. Это было не все добро: большую часть мы схоронили в джунглях.
Мужичок-«таможенник», едва нас увидев, дал деру.
— Должок за ним, — пояснил Боцман с плотоядной ухмылкой.
— Догнать? — предложил один из «десятиногов».
— Ну его, — шевельнул могучим плечом атаман. — День сегодня и так хороший.
На меня косились. Не очень благожелательно. Но явной враждебности не проявляли. Зато Боцмана в поселке знал чуть ли не каждый. Встречные-поперечные меня подчеркнуто не замечали, а вот его приветствовали: одни — подобострастно, другие — вполне дружески.
— Надо бы покушать, — предложил Боцман. — Где предпочитаешь?
— На твой выбор, — ответил я, и мы жизнерадостно влились в просторный двор в самом центре поселка. Домик во дворе тоже был немаленький. По здешним масштабам — настоящие хоромы. Нас (вернее, «десятиногов», меня по-прежнему сторонились) сразу окружила толпа местных обитателей. Вернее, обитательниц. «Десятиноги» покидали поклажу и принялись радостно тискать девок, а мы с Боцманом проследовали в хижину, где нас встретил костлявый дедок лет семидесяти в обрамлении мордастых бородатых домочадцев. Сыновей и внуков, надо полагать.
— А-а-а! — ехидно проскрипел дедок. — Могучий Гау пожаловал. Подарочки привез?
— Успеется, — Боцман протянул дедку лапищи, и тот их торжественно пожал. Аналогичный ритуал был проведен еще с двумя бородачами. Остальных Боцман проигнорировал. — Этот старый крокодил — мой некровный дед, — сообщил он мне. — Зовут его: Тугой Мешок, потому что жаден — хуже меня, но стряпня у него в доме неплохая. И внучки — шустрые. Я уже семерых обрюхатил. Теперь небось новые подросли.
— Подросли, подросли, — заверил некровный дед и уставился на меня. — А ты, чужой, как зовешься?
— Ты, дед, слова выбирай, — прежде чем я успел что-то сказать, заявил Боцман. — Это старший мой. А зовут его Господин Ужаса.
— Ишь ты! — Не сказал бы, что дед особо испугался. —
Я жестом остановил Боцмана, намеревавшегося пояснить, кто чей прислужник. Мне лишней славы не надо. Всему свое время.
Говорков появился, когда пир, вернее, попойка была в самом разгаре. Присел со мной рядом (на него не обратили внимания: народу во дворе было уже человек пятьдесят — полпоселка собралось), сообщил, что все благополучно. Девушек он пристроил в дом к своему бывшему хозяину. Пояснил: тот — человек честный и рабовладельцем себя проявил вполне гуманным. Кроме того, у него имелись неплохие связи (родственные) со странствующими торговцами, так что в случае чего женщин могли доставить куда понадобится. За вознаграждение, естественно.
— Судя по твоей беспечности, с Маххаим ты разобрался, — предположил Говорков.
— Угадал, — я сунул учителю в руку завернутую в листья порцию местного шашлыка. — Угощайся.
— С удовольствием. Можно вопрос: как ты-то здесь оказался?
— Вот тот громила привел, — я кивнул в сторону Боцмана. — Знаешь его?
Говорков мотнул головой.
— Вот его знаю, — он показал на «некровного дедушку», который, восседая на чем-то вроде табурета, «дирижировал» пиршеством. — Богач местный. Очень авторитетная персона. Очень. Видел даже разок, на рынке, как он с Маххаим разговаривал. Вполне уверенно. А вот мой бабай о нем — с опаской. Я с полунамеков могу предположить, что прошлое у старикана разбойничье. Но мясо — отменное, — признал Говорков, работая челюстями. — Умеют здесь пользоваться маринадом. Еще бы вина хорошего… Или пива.
— Забудь, — посоветовал я. — Здешние земледелия не знают.
— Мы знали, — вздохнул бывший учитель. — Только-только подходящие культуры подобрали… Еще годика два — и был бы у нас злак не хуже ржи. Эх, сейчас бы хлебушка черного кусочек…
Печальные мечты, однако, не мешали Михал Михалычу потреблять и мясо, и охаянную пальмовую бражку.
— Я с девушками нашими поговорил, — сказал он погодя. — О жизни их у Маххаим…
— И?..
— Да ничего. При Маххаим они — с самого дня нападения. Почему именно они — неведомо, но первоначально было их девять. Куда девались остальные, неведомо.
— Полагаю, их скушали, — мрачно заметил я. — Видел останки…
— Не факт, — возразил Миша. — Девушки говорят: одну из мамочек увезли куда-то на ящере.
— Обед с доставкой на дом?
Говорков пожал плечами:
— Они вообще мало что видели. Держали их взаперти. Кормили хорошо. Время от времени их пользовали черные. Детки у них у всех, как ты успел, наверное, заметить, — смугленькие.
— Да я, честно говоря, и внимания не обратил. А что Маххаим? Не интересовались ими? В этом плане?
— Абсолютно. Маша вроде разок видела, как они трахаются между собой.
— Гомики, что ли?
Единственный досконально исследованный мною оборотень был скорее мужского пола, чем женского. Остальные вроде тоже.
— Может быть. А может, они просто играли. А может, они гермафродиты. Пол ведь легче сменить, чем из человека в зверя превратиться.
— Не знаю, не пробовал. Но идея любопытная.
Бесцеремонно отпихнув Мишу, ко мне подсел Боцман.
— Полегче, — предупредил я. — Это мой брат.