Мастер Миража
Шрифт:
– Но…
– Я лично сочувствую вам безмерно, но благополучие жителей прибрежных районов важнее судьбы одного беглеца и даже всех ивейдеров Каленусии. Как видите, я говорю вам всю правду, как она есть, – то, о чем принято умалчивать. Или вы хотите, чтобы ради вашего спасения мы бросились в сомнительную авантюру и пожертвовали тысячами людей?
– Нет, не хочу.
– Тогда немедленно вернитесь за реку. Вэл встал. Он не знал, что ответить.
– Я могу остаться здесь хотя бы до вечера?
– Нет. Вы уйдете прямо сейчас.
– Я… Мне будет трудно
– Я уверен, что вы, с вашим-то девяносто восьмым индексом, справитесь.
– Прощайте, мастер Бейтс.
– Прощайте, Далькроз. Хотя погодите…
– Что?
– Простите, мы не сумели оказать вам ту помощь, на которую вы рассчитывали, но кое-что еще можно сделать.
– Мне ничего не нужно от вас.
– Не отказывайтесь без размышлений. Это простая формальность, но она может вам пригодиться. Вы ведь настоящий псионик?
– Конечно.
– Подпишете эти бумаги?
– О чем они?
– Просьба предоставить подданство Консулярии, помеченное задним числом.
– Я не ношу с собой документы.
– И не носите. Обе копии останутся у меня. В конце концов, вы ничего не теряете.
Король кивнул и на весу подписал оба листа. Острое перо жестко царапнуло и проткнуло тонкую бумагу.
– До свидания, мастер Бейтс.
– Всяческой удачи вам, Вэл Лоренц Август. Король один вышел в жаркий полдень, вслед ему смотрели две пары глаз – коренастого псионика и советника Бейтса. Художник укрылся от проблем в своем кресле и не показывался. Белый диск завис над лысыми макушками холмов.
«Просить бесполезно, мне надо уйти, не теряя достоинства». Король пошел прочь, глотая соль и горечь предательства, и мертвая от солнца трава прощально шуршала под подошвами его кроссовок.
Берег неотвратимо приближался. «Я не сумею пройти сквозь заслоны днем, нет времени продумывать сложную массовую иллюзию. Такое возможно ночью, когда я в хорошей форме и готов ко всему, но только не сейчас, сейчас меня наверняка поймают. Но если я не послушаюсь Бейтса и останусь на месте, консуляры со спокойной душой скрутят меня и выдадут Департаменту. Значит, стоит попробовать».
Он быстро прошел лог, выбираясь поближе к берегу.
«Я маленькая мышка, а не слон».
На самом деле Далькроз чувствовал себя беспокойной букашкой, которая ползет по необозримой для нее равнине – по крышке стола. «Меня сейчас раздавят, но я не должен думать об этом».
Берег Конфедерации недобро молчал.
«Я маленькая мышка».
Вэл, тщательно удерживая блок, выбрался на песок пляжа. Мутная вода плескалась у берега. Пристальные взгляды невидимых наблюдателей скользили по плечам и груди Короля.
«Я мышка. Водяная мышь».
Он открыто ступил в воду, сделал несколько шагов и, потеряв дно под ногами, медленно поплыл в сторону конфедерального берега. Широкие листья водяных растений расступались, освобождая пловцу дорогу.
«Я мышка».
Наблюдатель с той стороны ненадолго отвлекся, чтобы пришибить нахального кровососа, потом опять жадно приник к окулярам – листья водяных растений рьяно шевелились, окна воды
– Плохо видно.
Наблюдателю вдруг померещился чей-то полупрозрачный силуэт – человеческий.
– Что за холера…
Силуэт, игра случая и жары, растаял, словно его и не бывало. Вместо этого среди водяной зелени в мутной реке проплыла речная крыса – худая и мокрая. Жандарм равнодушно проводил животное взглядом. Грызун тем временем почти добрался до берега, прошлепал лапками по мелководью, встряхнул бурую шубку и исчез среди корней. Наблюдатель ухмыльнулся – он втайне любил животных, даже самых непривлекательных.
– Силен, длиннозубый!
Грызун больше не появлялся, но жандарма охватило смутное беспокойство. Он раз за разом просматривал полоску берега, спокойную воду, пустой чистый песок пляжа – тревога не отпускала.
– Пора успокоиться, это жара мутит мне мозги.
Он еще раз всмотрелся в прибрежную полосу и остолбенел. На почти нетронутой ленте пляжа, там, где воды Таджо лениво лижут песок, там, где водяная крыса только что вышла из воды и скрылась в кустах, чуть заметно темнела одинокая цепочка свежих следов – не звериных, человеческих…
– Псионики идут!
Он все-таки успел коснуться тревожной кнопки уникома. Почти белое небо с ослепительным белым солнцем в зените перевернулось, убегая, а потом приблизилось, больно, даже сквозь шлем, ударило жандарма по виску и щеке. А может быть, это было уже не небо, а земля – наблюдатель, лежа ничком, видел, как глянцевое насекомое тащит куда-то частицу козьего помета. С минуту он разглядывал это мирное зрелище, а потом муть наплыла на зрачки, и человек соскользнул в долгое, спокойное беспамятство.
Все свершилось в две-три минуты. Напарник наблюдателя, который устроился немного в стороне, остолбенело посмотрел на неподвижное тело товарища, нервно потрогал ремешок собственного пси-шлема, еще раз оглядел неподвижную гладь реки.
– Там никого нет…
Он не стал тратить время на размышления, вскинул излучатель, опаленная прибрежная зелень скрутилась и почернела под ударом луча. Наблюдатель несколько раз проутюжил сомнительное место, закончил работу и прислушался к ощущениям.
– Хвала Разуму, наводки нет. Если там и был кто-то, то теперь от него осталось только жаркое. Хотя, наверное, у Георгиоса просто солнечный удар. Давно пора снести эти кусты – они только заслоняют обзор и портят картину.
Человек помедлил, его привлекал и завораживал вид реки. Наблюдатель все пытался вспомнить, что нужно сделать в случае пси-атаки, но юркий параграф инструкции ускользнул из памяти. Пахло гарью, обожженной листвой и страхом.
– Разум Милосердный!
Человек попятился, попытался спиной отыскать надежную стену, но ее не оказалось. Чей-то взгляд сверлил позвоночник. Наблюдатель моментально обернулся, но не обнаружил никого – позади стояла пока не тронутая огнем зеленая стена листвы, метались потревоженные птицы. Чужой взгляд опять переместился, он оказался сзади, за левым плечом.