Мастер Страшного суда
Шрифт:
Дверь в павильон была открыта. Все оставалось в том виде, в каком сохранилось у меня в памяти с того вечера: на письменном столе револьвер, на диване шотландский плед… Опрокинутая чернильница, сломанный бюст Инфлянда… Ничего тут не сдвинули с места, и вот на столе — моя трубка.
Я взял её в руки, пришлось удалить тонкий слой пепла, и затем курево показалось: черновато-коричневая смесь, снадобье, считавшееся утраченным, зелье сиенского врача, вырвавшее у Джовансимоне Киджи сознание в убийстве.
Когда я зажёг спичку, во мне проснулся лёгкий страх перед неведомым, ожидавшим меня. Страх? Нет, это не был страх, это было чувство, с каким пловец бросается
Не произошло ничего. Сквозь сизое облако дыма я увидел маску Бетховена на стене и сквозь открытое окно несколько зелёных веток каштана, которые раскачивались от ветра, и над ними клочок серого неба. По полу полз большой, с синеватым отливом жук незнакомого мне вида, но его я уже раньше заметил.
Вторая и третья затяжки… Странный кисловатый аромат снадобья ощутил я только теперь и только на мгновение, он очень быстро улетучился. У меня возникло жуткое опасение, как бы меня не застигли здесь Феликс и доктор Горский, и я выглянул в окно. Но сад был безлюден. Они сидели в комнате, спорили и, по — видимому, совсем не замечали моего отсутствия.
Помню, что в общем я сделал пять затяжек из трубки. Потом посреди комнаты появился гибисковый куст.
Я вполне сознавал, что это галлюцинация, возникший в памяти образ, но исполненный такой непередаваемой жизненности и пластичности, что я невольно шагнул в его сторону. Я пересчитал лилово-красные цветы на кусте, их было, насколько я мог видеть, восемь, а девятый, темно-красный, распустился в тот миг, когда я взглянул на него.
Внезапно гибисковый куст исчез, и на его месте я увидел темно-зеленые листья пальмы и прислонившегося к её стволу китайца в серебристо-серой шёлковой одежде. Прежде всего мне бросилось в глаза его несуразное уродство, у него было лицо новорождённого младенца, но я не испугался, я отлично знал, что моё непомерно возбужденное снадобьем воображение создаёт образ, который где-то в чужих краях запечатлелся однажды в моей памяти. Но это воспоминание предстало передо мною в необъяснимом и чудовищном искажении. В этой стадии эксперимента я все ещё был хладнокровным и спокойным наблюдателем весьма странного оптического явления. Стол, и диван, и контуры комнаты я видел ещё и теперь, но они казались мне призрачными и ненастоящими, как смутное и сбивчивое воспоминание о чем-то, бывшем давно.
Потом этот образ был вытеснен видением кирпичной стены и открытого сарая. Оно несколько минут неподвижно стояло у меня перед глазами и пробудило во мне неописуемо безутешное чувство. Изнутри сарай был озарен отблесками кузнечного горна, и я увидел двух обнаженных до пояса мужчин с бритыми головами. Их внешность сразу вызвала во мне смутное чувство страха, обострившегося до безумного ужаса.
Вдруг один из мужчин повернулся, вышел из сарая и направился ко мне характерной волочащейся походкой. Голову и плечи он наклонил вперёд, руки у него свисали как плети. Остановившись передо мной, он поднял своей правой рукой левую, пальцы его левой руки искали меня ощупью, я почувствовал их у себя на запястье, попятился, крикнул, услышал свой крик, смертельный страх потрясал меня… Глаза, губы… лицо изъедено… «Проказа! — завопил я, —
Я не знаю, что потом произошло. Я потерял сознание и затем пришёл в себя. Первое, что я увидел, было заставленное решёткой окно, высоко в стене, так высоко, что я до него не мог достать. Потом, в полумраке, меня окружавшем, я различил стол и два стула, привинченные к полу. Вдоль узкой стороны комнаты стояла тяжёлая железная кровать.
Я лежал на полу. У меня было такое представление, словно я долгое время переживал страшные вещи в этой комнате, но какие — этого я вспомнить не мог. Неясно мерещилось мне широкое, очень красное лицо с круглым подбородком и маленькими каплями пота на лбу, будившее во мне сильное отвращение.
Я чувствовал жажду, знал, хотя и не видел, что рядом с кроватью прикреплена к стене металлическая кружка с водою. Я подполз к ней по полу и стал пить. Потом на меня нашло непреодолимое желание разбить вдребезги жестяную кружку, но она не поддавалась моим усилиям.
Вдруг открылась дверь, и в комнату хлынул свет. Вошли двое мужчин. Один из них был высокого роста, широк в плечах, гладко выбрит и носил роговые очки, его лицо было мне знакомо, я часто видел его. Другой был ростом невелик и худ, с седоватой бородкой и живыми глазами. Руки он засунул в карманы пиджака. Я смотрел на него, но это лицо не вызвало у меня никаких воспоминаний.
— Dementia1 [9] , перемежающийся тип, припадки происходят сериями, — сказал широкоплечий на чужом языке, но я тем не менее понимал каждое слово. — Четвёртый год находится под наблюдением, бывший офицер Генерального штаба, кавалерист, наследственное предрасположение со стороны как отца, так и матери.
Я лежал на полу и не спускал с него глаз.
— Рефлекторная неподвижность зрачков, повышенный мышечный тонус, повышенное давление спинно — мозговой жидкости… Нет, нет, не закрывайте двери, коллега… Сторож… Берегитесь!
9
Горячка (лат.).
Я уже повалил его на землю, налёг ему на грудь и душил его. Потом вскочил, выбежал в коридор, кто-то ринулся на меня, я вырвался и два раза хватил кулаком по какому-то широкому красному лицу с округлым подбородком, помчался дальше, слышал крики, свистки за собою и вдруг очутился на свободе.
Деревья, кусты, бесконечная равнина. Я стоял один, вокруг меня была неописуемая тишина. Природа словно оцепенела, ничто не шевелилось, ни трава, ни листья, только маленькие белые перистые облака плыли по лазурному небу.
Внезапно я осознал, что жил в той комнате как зверь целые годы между столом и железной кроватью, ползая по полу, по-звериному воя, не переставая бросаться на дверь, и вот они опять пришли за мною — обступили меня, я видел их, и несказанный страх охватил меня перед человеком с широким красным лицом.
— Вот он, — услышал я его голос, и он стоял передо мною и пристально глядел на меня. Его широкий рот расплылся в усмешке, маленькие поблёскивающие капли пота выступили у него на лбу, руки он прятал за спиною… Я знал, что прячет он от меня, я закричал, хотел бежать… Они бежали со всех сторон… Спасения нет…