Мастер убийств
Шрифт:
— Лучше расскажи мне об американцах. Тебе удалось восстановить с ними добрые отношения?
— Наши отношения медленно, но верно входят в привычную колею. Похоже, они поверили в байку о том, что нам удалось внедрить в организацию Тарика своего агента, которого потом раскрыли, и нам пришлось предпринять соответствующие шаги для его защиты. Но они до сих пор злятся, что мы не рассказали им об этом с самого начата.
— Их можно понять, учитывая, как все закончилось. Что еще ты им сказал?
— Я сказал, что мы не имели понятия о том, что Тарик в Нью-Йорке, пока Жаклин не освободилась и не поставила нас об этом в известность.
— И они в это поверили?
— Даже я сейчас в это верю.
— Мое имя всплывало?
— Несколько раз. Недавно Адриан Картер изъявил желание вторично с тобой побеседовать.
— О Господи!
— Не беспокойся. Я не дам ему больше тебя мучить.
Прежде чем Габриелю позволили покинуть Соединенные Штаты, он был вынужден на протяжении восьми часов отвечать на вопросы, которые ему задавали представители ЦРУ, ФБР и Нью-йоркского департамента полиции. Рядом с ним сидел Шамрон, который исполнял обязанности его адвоката — протестовал, отводил вопросы, как несущественные, всячески мешал проведению допроса, устраивал обструкции. В конце концов его стараниями следственное мероприятие превратилось в своего рода конкурс из серии «кто кого перекричит». Полный отчет о деле Тарика, якобы основанный на достоверной информации из анонимных «Западных и ближневосточных разведывательных источников» появился в газете «Нью-Йорк таймс» двумя днями позже. Там всплыли имена Габриеля и Жаклин, что наделало тогда немало шуму.
— Уверен, это Картер слил «Таймс» информацию по делу Тарика. — Габриель уловил в голосе старика нечто вроде восхищения. Шамрон и сам пару раз использовал прессу, чтобы выставить своих противников в неприглядном виде. — Полагаю, он имел полное право на меня злиться. Я лгал ему в лицо, когда говорил о непричастности Тарика к парижскому делу. Но он мне не поверил.
— Должно быть, Лев тоже с ним на эту тему разговаривал.
— Конечно, Лев — кто же еще? До Картера мне не добраться, но бедный маленький Лев мне за эти разговорчики дорого заплатит. — Шамрон отодвинул от себя тарелку, утвердил на поверхности стола локти и прикрыл рот кулаком. — Но, по крайней мере, репутация нашей службы, как одной из самых боевых и деятельных организаций, восстановлена. Как-никак мы ликвидировали Тарика в самом центре Манхэттена и спасли Арафату жизнь.
— Это верно, Арафат спасся. Но меня за это благодарить не приходится.
— Ты о чем это толкуешь?
— О том, что Тарик едва меня не убил. Он и Арафата мог бы убить, если бы в последний момент не дал слабину. Не понимаю, почему он оставил его в живых?
— Арафат хранит молчание по поводу того, что произошло в кабинете. Но судя по всему, он сказал что-то такое, что заставило Тарика изменить свое намерение.
— О Юсефе что-нибудь известно?
Шамрон покачал головой.
— Мы продолжаем его искать, но он как сквозь землю провалился. Теперь он, вероятно, где-нибудь в горах Афганистана.
— А как поживает Бенджамин Стоун?
— Расслабляется в Карибском море на борту своей яхты. — Шамрон неожиданно переменил тему. — Я сегодня заезжал к Жаклин.
— Ну и как она?
— Почему бы тебе самому не спросить ее об этом? Она хочет тебя видеть.
— Мне нужно возвращаться в Иерусалим.
— А зачем, Габриель? Чтобы бродить с потерянным видом по Старому городу вместе с туристами? Лучше съезди и навести девушку. Посиди с ней, поговори. Как знать? Вдруг тебе понравится?
— Когда мне будет позволено уехать из страны?
— Скажу тебе как профессионал профессионалу: нигде, кроме Израиля, ты в безопасности не будешь.
— Я хочу вернуться домой.
— Твой дом здесь, Габриель!
Но Габриель лишь задумчиво покачал головой.
— Что я тебе такого сделал, Габриель? Почему ты так ненавидишь свой народ и свою страну?
— В моем сердце нет ненависти. Просто здесь я никогда не обрету покоя.
— Значит, хочешь вернуться в Европу? К своим картинам и краскам? Сделай мне одолжение, Габриель, — уезжай на несколько дней из Иерусалима. Возьми машину и поезди по стране — твоей стране, между прочим. Попробуй узнать ее получше. Возможно, увидишь такое, что тебе понравится.
— Что-то неохота. Я бы предпочел оставаться в Иерусалиме, пока ты не отпустишь меня на свободу.
— Чтоб тебя черти взяли, Габриель! — Шамрон с такой силой ударил кулаком по столу, что зазвенели приборы. — Последние несколько лет своей жизни ты занимался реставрацией, и кажется, отреставрировал все на свете, кроме самого себя. Ты восстанавливал картины и парусные лодки. Ты восстановил репутацию офиса. Ты помог восстановить душевный покой Жаклин и Джулиана Ишервуда. Ты даже Тарика в своем роде восстановил: помог ему, так сказать, вернуться на землю предков — ведь это с твоей подачи мы похоронили его в Верхней Галилее. Так что настало время восстанавливаться самому. Уходи с конспиративной квартиры! Живи полной жизнью, пока не стал стариком вроде меня!
— А твои ищейки?
— Я приставил к тебе своих людей для охраны.
— Дай им увольнительную.
Шамрон выпятил челюсть.
— Очень хорошо. Считай, что теперь ты сам по себе.
Направляясь к Иерусалиму, Габриель думал, что у старика все складывается на редкость удачно. Лев и другие его недоброжелатели ушли или готовились покинуть свои офисы, Тарик убит, а репутация службы как высококлассной боевой организации восстановлена. Неплохие результаты для нескольких недель работы, Ари. Очень даже неплохие.
Сначала Габриель подался на юг; проехал по тощим неплодородным землям пустыни Негев, рельеф которой изобиловал подъемами и крутыми спусками, а потом повернул к Эйлату и Красному морю. Он провел день, валяясь и загорая на пляже, но покоя так и не обрел, вскочил ближе к вечеру в машину и помчался по скоростному шоссе в северном направлении, пересек западную часть пустыни Негев, доехал до Беершебы, а оттуда по черному гудронному хайвею покатил по просторам Иудеи и в конце концов добрался до Западного берега.
По пути что-то толкнуло его изменить курс, съехать с шоссе и подняться по извилистой, как змея, дороге восточного склона горы Масада, проехать мимо руин возведенной там в незапамятные времена древней крепости. Он не захотел придерживаться привычного туристского маршрута, по причине чего к Мертвому морю не поехал, зато посетил Хеврон и Янину, где несколько часов бродил по арабским рынкам. Ему хотелось, чтобы Шамрон видел его в ту минуту, когда он торговался с облаченными в белые каффии арабскими купцами под пристальными взглядами черноглазых ветеранов интифады.