Мастер убийств
Шрифт:
Примерно на расстоянии мили от Кони-Айленд располагался Еврейский общественный центр Нью-Йорка. Габриель стоял в нескольких футах от премьер-министра, который зачитывал по бумажке краткую историю израильской секретной службы МОССАД, обращаясь к группе американских школьников еврейской национальности. Агент службы безопасности премьер-министра приблизился к Габриелю, дотронулся до плеча и прошептал:
— Тебе звонят. Судя по всему, звонок срочный.
Габриель вышел из актового зала в фойе. Подошел еще один телохранитель и передал ему мобильник.
— Алло?
Шамрон сказал:
— Она жива.
— Что с ней? Где она?
— Движется по Кони-Айленд-авеню в твою сторону. Идет по западной стороне улицы. Она одна. Поезжай и подхвати ее. Она сама расскажет тебе о своих подвигах.
Габриель отключил мобильник и посмотрел на телохранителя премьера:
— Мне нужна машина. Немедленно!
Двумя минутами позже Габриель ехал в северном направлении вдоль Кони-Айленд-авеню, сканируя взглядом фигуры пешеходов на тротуаре. Шамрон сказал ему, что Жаклин будет идти по западной стороне улицы, но Габриель для верности поглядывал в обе стороны — на тот случай, если она что-нибудь перепутала или перешла улицу. Продолжая движение в северном направлении, он автоматически фиксировал взглядом таблички с названиями улиц: «Авеню L», «Авеню К», «Авеню J»...
Чертовщина какая-то! Куда, спрашивается, она запропастилась?
Габриель заметил ее на пересечении улиц Кони-Айленд и авеню Н. Волосы у нее были в беспорядке, лицо распухло... Она походила на человека в бегах, но собранна и спокойна. Габриель видел, как время от времени она поворачивала голову к проезжей части и оглядывала улицу в оба конца.
Габриель резко повернул, притер машину к бровке и, протянув руку, открыл дверцу для пассажира. Жаклин попятилась и сунула руку в карман. Потом увидела лицо человека в машине, и выдержка ее оставила.
— Габриель, — прошептала она. — Слава Богу...
— Залезай, — спокойным голосом произнес он.
Она забралась в машину и захлопнула дверцу.
Когда они проехали несколько кварталов, она сказала:
— Притормози.
Он свернул в боковую улицу и остановился, но двигатель выключать не стал.
— С тобой все в порядке, Жаклин? Расскажи мне, что с тобой случилось.
Вместо этого она заплакала: сначала тихо, почти беззвучно, а потом в голос, захлебываясь от рыданий; при этом все ее тело содрогалось. Габриель привлек ее к себе и обнял за плечи.
— Все уже закончилось, — негромко сказал он. — Закончилось, понимаешь?
— Никогда меня больше не покидай, Габриель. Будь со мной, Габриель. Прошу тебя, всегда будь со мной...
Глава 45
Нью-Йорк
Тарик расхаживал по великолепно обставленным комнатам, где окна выходили на Центральный парк. Гости ставили и клали на его овальный поднос всевозможные предметы — пустые стаканы, скомканные салфетки, тарелки с недоеденными закусками, сигаретные окурки... Тарик посмотрел на часы. К этому времени Лейла должна была сделать звонок по лондонскому номеру Жаклин. Возможно, Аллон уже в пути. Скоро Тарик его увидит.
Тарик прошел через библиотеку. Двойные французские двери вели на террасу. Несмотря на холод, несколько гостей стояли там и наслаждались открывавшимся перед ними видом. Когда Тарик ступил на террасу, до его слуха донеслось отдаленное завывание полицейских сирен. Он подошел к балюстраде и глянул на Пятую авеню. Туда из-за поворота в сопровождении почетного эскорта из мотоциклистов выруливал официальный кортеж.
Высокий гость в скором времени должен был войти в здание.
Но куда запропастился Аллон?
— Эй, вы меня слышите? Подойдите, пожалуйста, ко мне.
Тарик огляделся. Его взмахом руки подзывала к себе дама в мехах. Он до такой степени был заворожен зрелищем приближавшегося кортежа, что на минуту забыл о взятой им на себя роли официанта.
Женщина держала в руке бокал с недопитым красным вином.
— Извините, вы не могли бы это у меня забрать?
— Разумеется, мадам.
Когда он подошел к группе оживленно переговаривавшихся гостей, женщина, не глядя на Тарика, протянула руку и попыталась поставить бокал на его поднос. Бокал не удержался на высокой ножке, опрокинулся, и красное вино выплеснулось на белый смокинг Тарика.
— О Господи! — сказала женщина. — Мне очень жаль, что так получилось, поверьте. — С этими словами она как ни в чем не бывало повернулась к гостям и возобновила прерванную беседу.
Тарик отнес поднос на кухню.
— Что это с тобой, парень? — осведомился его босс Родней — мужчина в фартуке и с блестевшими от геля волосами.
— Леди пролила вино на мой смокинг.
Тарик поставил заполненный пустой посудой и объедками поднос на окованный жестью прилавок рядом с мойкой. В следующее мгновение в зале, который он только что покинул, загремели аплодисменты: почетный гость вошел в помещение. Тарик взял из стопки чистый поднос, повернулся и зашагал к выходу.
Родней окликнул его:
— Куда ты направляешься?
— В зал, конечно. Выполнять свою работу.
— В таком виде в зал ты не пойдешь. С этой минуты будешь работать на кухне. Иди к мойке и помоги ребятам разобраться с посудой.
— Я могу почистить смокинг.
— Это красное вино, приятель. Твоему смокингу пришел конец.
— Но...
— Никаких «но»! Становись вот сюда и берись за тарелки.
— Очень рад, что мне вновь представилась возможность вас увидеть, президент Арафат, — сказал Дуглас Кэннон.
Тот улыбнулся:
— Я тоже рад вас видеть, сенатор Кэннон. Или мне следует называть вас «посол Кэннон»?
— Называйте меня Дуглас — и не ошибетесь.
Кэннон стиснул в своей огромной ладони маленькую руку Арафата и энергично тряхнул. Кэннон был высоким, с широкими плечами и гривой непокорных седых волос. Его талия за последние годы основательно увеличилась в размерах, но хорошо скроенный синий блейзер этот недостаток скрывал. Журнал «Нью-Йорк мэгэзин» как-то раз назвал сенатора Периклом наших дней — и неудивительно. Это был известный ученый и филантроп, поднявшийся из недр академической науки к вершинам политического Олимпа и ставший одним из наиболее влиятельных представителей демократической партии в сенате. Двумя годами раньше его отозвали из отставки и предложили занять пост чрезвычайного и полномочного посла Соединенных Штатов при Сент-Джеймсском дворе в Лондоне. Однако его деятельность на дипломатическом поприще долго не продлилась, так как он был тяжело, почти смертельно ранен при нападении террористов. Сейчас, впрочем, Кэннон был в порядке и даже словом не обмолвился о том, что с ним произошло. Подхватив Арафата под локоть, сенатор повел его к гостям.