Мастера детектива. Выпуск 3
Шрифт:
Пуаро посмотрел на него. На лице актера был написан гнев и кое–что еще – возможно, страх.
Пуаро окинул взглядом остальных. Лицо Сьюзен было сердитым и настороженным, Грега – замкнутым и словно застывшим, мисс Гилкрист – глуповатым, с широко открытым ртом, Джорджа – напряженным и подозрительным, Элен – испуганным и встревоженным…
При сложившихся обстоятельствах выражения этих лиц казались вполне естественными. Пуаро жалел, что не видел их секундой раньше – когда слово «детектив» слетело с губ Розамунд. Теперь они, безусловно, выглядели не совсем так…
Пуаро
– Да, – сказал он. – Я детектив.
На носу Джорджа Кроссфилда вновь появились белые вмятины.
– Кто прислал вас сюда? – осведомился он.
– Мне было поручено провести расследование обстоятельств смерти Ричарда Эбернети.
– Кем поручено?
– В данный момент это вас не касается. Но было бы хорошо, не так ли, если бы вы смогли полностью убедиться, что Ричард Эбернети умер естественной смертью?
– Конечно, он умер естественной смертью. Кто сказал, что это не так?
– Кора Ланскене. И теперь она также мертва.
Казалось, в комнате повеяло чем–то зловещим.
– Она сказала так в этой самой комнате, – кивнула Сьюзен. – Но я не думала, что…
– Не думала, Сьюзен? – Джордж Кроссфилд устремил на нее саркастический взгляд. – К чему продолжать притворяться? Надеешься обмануть мсье Понтарлье?
– Мы все так думали, – сказала Розамунд. – И его зовут не Понтарлье, а Геркулес… не помню фамилию…
– Эркюль Пуаро к вашим услугам. – Пуаро снова поклонился.
Возгласов испуга или удивления не было слышно. Казалось, имя ничего не сказало никому из присутствующих. Во всяком случае, оно встревожило их куда меньше, чем слово «детектив».
– Могу я спросить, к каким выводам вы пришли? – осведомился Джордж.
– Он тебе не скажет, дорогой, – ответила за Пуаро Розамунд. – А если и скажет, то неправду.
Из всей компании она одна явно наслаждалась происходящим.
Эркюль Пуаро задумчиво посмотрел на нее.
Пуаро плохо спал той ночью. Он был обеспокоен и не вполне понимал почему. Обрывки разговора, взгляды, странные жесты – все казалось ему многозначительным в ночном безмолвии. Сон был уже на пороге, но никак не приходил. Как только Пуаро собирался заснуть, что–то мелькало у него в голове, заставляя бодрствовать. Краска… Тимоти и краска. Масляная краска… запах масляной краски, каким–то образом связанный с мистером Энтуислом. Краска и Кора. Картины Коры, срисованные с почтовых открыток… Кора, которая лгала, будто писала их с натуры… Нет, дело в том, что сказал мистер Энтуисл, – или это говорил Лэнском? Монахиня, которая приходила в дом в день смерти Ричарда Эбернети. Монахиня с усами. Монахиня в «Стэнсфилд–Грейндж» и Литчетт–Сент–Мэри. Слишком много монахинь! Розамунд, великолепно выглядевшая на сцене в роли монахини. Розамунд, сказавшая, что он детектив, – и все тут же уставились на нее. Должно быть, именно так они смотрели на Кору в тот день, когда она осведомилась: «Но ведь его убили, не так ли?» Тогда Элен Эбернети почувствовала, будто что–то не так. Что именно?.. Элен Эбернети, расстающаяся с прошлым и отправляющаяся на Кипр… Элен, уронившая
Наконец ему удалось заснуть, но тут начались сновидения…
Пуаро видел во сне зеленый малахитовый столик, на котором стояли под стеклянным плафоном восковые цветы, покрытые густым слоем алой масляной краски. Цвет крови… Он чувствовал ее запах и слышал стоны Тимоти: «Я умираю… Это конец…» Рядом стояла Мод, высокая и суровая, с большим ножом в руке, и отзывалась, словно эхо: «Да, это конец…» Конец – смертное ложе со свечами и молящейся монахиней. Если бы ему удалось увидеть лицо монахини, он бы узнал…
Эркюль Пуаро проснулся – теперь он знал!
Да, это в самом деле конец…
Хотя предстояло пройти еще немалый путь.
Он сортировал разрозненные кусочки мозаики.
Мистер Энтуисл, запах краски, дом Тимоти и то, что должно или могло быть в нем… восковые цветы… Элен… разбитое стекло…
Элен Эбернети в своей спальне не сразу легла в постель. Она думала, сидя за туалетным столиком и глядя невидящими глазами на свое отражение в зеркале.
Ее вынудили пригласить в дом Эркюля Пуаро. Она этого не хотела. Но мистер Энтуисл сделал отказ в высшей степени затруднительным. А теперь все стало ясным. Сейчас уже нельзя позволить Ричарду Эбернети безмятежно покоиться в могиле. Все началось с нескольких слов Коры…
Как все они выглядели в тот день, после похорон? Как они смотрели на Кору? Как выглядела она сама?
Что говорил Джордж насчет того, какими видят себя люди? На этот счет есть какая–то цитата. «Себя узреть, как видят нас другие…» Как видят нас другие…
Невидящие глаза, смотрящие в зеркало, внезапно стали зрячими. Элен видела себя, но не такой, как ее видели другие, – как видела ее Кора в тот день.
Ее правая… нет, левая бровь изгибалась чуть выше правой. Рот? Нет, складка рта была симметричной. Если бы она повстречала себя, то не увидела бы особой разницы со своим отражением в зеркале. Не то что Кора.
Кора… Картина стала четкой… Кора в день похорон – она задает свой вопрос, склонив голову набок и глядя на Элен…
Внезапно Элен прижала руки к лицу. «Это не имеет смысла, – говорила она себе. – Не может иметь…»
Мисс Энтуисл очнулась от чудесного сна, в котором она играла в пикет с королевой Марией; ее разбудил звук телефонного звонка.
Она пыталась игнорировать этот звук, но он не умолкал. Мисс Энтуисл с трудом оторвала голову от подушки и посмотрела на часы возле кровати. Без пяти семь – кто может звонить в такое время? Должно быть, ошиблись номером.
Раздражающий звон продолжался. Мисс Энтуисл вздохнула, накинула халат и вышла в гостиную.
– Кенсингтон 67–5498, – недовольно произнесла она, сняв трубку.
– Это миссис Эбернети – миссис Лео Эбернети. Могу я поговорить с мистером Энтуислом?
– Доброе утро, миссис Эбернети. – Слова «доброе утро» прозвучали не особенно сердечно. – Это мисс Энтуисл. Боюсь, мой брат еще спит. Я тоже спала.
– Простите, – извинилась Элен. – Но мне крайне необходимо срочно поговорить с вашим братом.