Мастера иллюзий. Как идеи превращают нас в рабов

Носырев Илья Николаевич

Благодаря обилию источников по старообрядчеству XVII–XIX веков можно рассмотреть взаимоотношения между клиром и миром в старообрядческих общинах куда более детально и достоверно. Здесь клир и мир часто получали особые, характерные только для данного толка названия и права — так, у поморцев «мирские» жили в браке, «христианские» приносили покаяние и расставались с супругом, получая право считаться истинными верующими; у федосеевцев «верные» («рабские») выражали готовность блюсти целомудрие и накладывать на себя ряд других аскетических самоограничений, получая за это право вести богослужение, а «замирщенные» («немолящиеся») на общественном богослужении не могли ни петь псалмов, ни молиться вслух, ни даже креститься. Еще резче были противопоставлены эти статусы у бегунов: странники, пользовавшиеся большим духовным авторитетом, были обязаны все время скрываться от государства, отказавшись от социального положения, имущества и семьи; странноприимцам позволялось иметь все перечисленное и вести жизнь обычного православного — вместе с тем странноприимец вплоть до своей кончины не считался настоящим бегуном: лишь укрывшись перед смертью и сообщив через родственников о себе как о пропавшем без вести, он посмертно получал славу настоящего странника ⁸² .

82

Мадоль Ж. Альбигойская драма и судьбы Франции ( .

Во всех перечисленных старообрядческих толках наблюдалась тенденция к постепенному перекладыванию функций по материальному обеспечению и защите клира на плечи мирской части общины;

при этом клир считался более важной частью общины, ее сердцем и головой. Отметим, что при этом эволюция взаимоотношений клира и мира в официальной церкви и сектантстве протекала по-разному: в католичестве и православии клир, пользуясь духовной властью, стягивал в свои руки еще и административную и юридическую власть, концентрировал значительные богатства; а у катаров и у русских раскольников, подвергавшихся постоянным репрессиям со стороны государства и официальной церкви, «ядро» не могло стать центром притяжения богатств, продолжая влачить нищенскую, полную добровольных лишений жизнь. В сектантстве мир был куда богаче клира — ведь он продолжал участвовать в экономических отношениях с окружавшим его обществом. Однако при этом духовную власть «ядра» признавали даже богатейшие старообрядческие купцы.

Отметим, что почти в каждом старообрядческом толке двухчастная структура возникала не из-за заимствования одним толком у другого, а рождалась самостоятельно — с той существенной оговоркой, что толки заимствовали друг у друга саму милленаристскую идеологию старообрядчества. Не копировали раскольники специально и принятое в православии разделение на черное и белое духовенство. Судя по всему, двухчастная структура их общин представляла закономерно развившуюся аналогию, вызванную общей для всех христианских эсхатологических движений линией развития. Община создавалась как круг избранных праведников, которые должны был ожидать Судного дня, ведя безгрешную жизнь. Однако Страшный суд все не наступал, и поддерживать прежний религиозный запал с каждым десятилетием становилось все труднее — при этом, и полностью отойти от милленаристской идеологии община уже не могла. Пресловутая двухчастная структура и рождалась как результат компромисса, когда большая часть общинников возвращалась к обыденной жизни, и лишь меньшая, ядро наиболее активных ревнителей учения, продолжала вести «святую жизнь» и проповедовать ярое неприятие государства и официальной религии. Статус праведников, который старцы приобретали благодаря аскезе, гарантировал уважение и послушание общины. При этом старцы, яро проповедующие «чистое житие», вынуждены были закрывать глаза на фактическое нарушение большинством общинников радикальных заветов — не без дискуссий и душевных терзаний, конечно. Старообрядческие общины проходят через те же этапы полемики о девстве и браке, что и раннее христианство и буддизм. Уже новгородский собор 1694 года, созванный для разрешения споров о несостоявшемся конце света, ожидаемого на рубеже 1691–1692 годов, в числе основных поднимал вопрос об отношении к браку; запрет на браки был тогда подтвержден и неоднократно подтверждался и подтверждается разными толками вплоть до нынешних дней (!). При этом, конечно же, старообрядческие общины редко из-за этого вымирали. «…Может ли вечно существовать Христова церковь из общества людей единственного девства?» — ехидно интересуется старообрядческий мыслитель Рожков, полемизируя с московской федосеевской общиной, руководство которой продолжало настаивать на недопустимости браков, и горько добавляет: «Может ли вечно существовать Христова церковь из общества людей, рожденных блуда?» ⁸³ . Как легко догадаться, половой инстинкт и психологическая потребность в спутнике жизни оказывались сильнее, чем декларации «чистого жития»: во всех крупных раскольнических толках отношения между полами рано или поздно восстанавливается либо в форме таинства, либо в форме простого сожительства, а в наиболее радикальных течениях, как у хлыстов и бегунов, — в виде свободных половых связей. «Мирская» часть старообрядческих общин играла важнейшую роль в поддержании их численности: как я уже говорил, поморская и федосеевская общины во второй половине XVIII–XIX веке лишь в ограниченной степени пополнялись новыми адептами, переходящими из православия.

83

Сочинение Рожкова, присланное в Москву поволжскими новоженами // Деяния московского Федосеевского собора, бывшего в августе 1883. М., 1883.

Примечательно, что двухчастная структура была характерна и для некоторой части скопческих общин. Так, в скопческом «корабле», созданном купцом Василием Пановым в Саратове, большинство сектантов не были оскоплены и считались «мирскими». Историк XIX века Ефим Соловьев приводит следующее распространенное среди скопцов выражение: «кто еще не оскоплен, тот на своей земле» (т. е. в случае преследования секты полицией ему не грозит быть осужденным и сосланным). Тем не менее за «мирской» частью секты «избранные» следили со всей тщательностью, препятствуя нарушению запрета на половую жизнь. После нескольких лет наблюдения зарекомендовавший себя с положительной стороны «мирской» допускался к оскоплению ⁸⁴ . Такая структура, вне всякого сомнения, обладает высокой устойчивостью к гонениям — взамен обнаруженных полицией и сосланных скопцов всегда можно было пополнить ядро общины новообращенными из числа «мирских». Судя по всему, такая структура общины у скопцов была довольно распространена: далее Соловьев говорит, что «общество скопцов может состоять из нескольких сот и даже тысяч человек, а оскопившихся бывает очень немного» ⁸⁵ . Вполне вероятно, что эта структура была характерна для скопчества практически с самого его основания: так, община хлыстовской пророчицы Акилины Ивановны была также местом собрания скопцов; последние проводили агитацию среди членов общины и односельчан, однако кастрация не была обязательной — сама пророчица и многие другие учителя говорили лишь о половом воздержании.

84

Соловьев Е. Сведения о русских скопцах, извлеченные из различных документов и рукописей. Кострома, 1870. С. 26

85

Там же. С. 56.

Тело и мир как источник зла

Квазипопуляция — это наиболее эффективная форма культовой организации из всех, какие когда бы то ни было удавалось создать религии. Вплоть до распространения в Европе книгопечатания, открывшего новые мощные средства пропаганды и хранения культовой информации, монастыри оставались самыми успешными хранителями вверенных им мемов ⁸⁶ . Найдя удачный путь выживания, мемплексы религий, использующих аскезу как средство создания квазипопуляции, старательно усиливали идеологемы, поддерживающие представление о бренности бытия и презрение к плоти. Полные презрения и ненависти описания человеческого тела, встречающиеся в буддийских сутрах, толкают послушников к выбору монашеской стези: «Девять нечистых струй постоянно истекают из него… Глупец, водимый невежеством, думает про тело: какая это прекрасная вещь! И когда оно лежит мертвое, распухшее, посиневшее, свезенное на кладбище… псы и шакалы пожирают его, волки и черви, вороны и ястребы и другие хищники…» ⁸⁷ Если в большинстве языческих религий мир предстает теофанией, божественным даром, то христианство — от апокрифического Откровения Петра через средневековые Хождения Богородицы по мукам и до Дантовой «Божественной комедии» — развивало концепцию рая и ада, заставляющую верующих воспринимать посмертное существование как настоящий, телесно ощутимый и вечный мир, обесценивая тем самым его нынешнюю, земную жизнь. Средневековая культура одержима образом Страшного суда: витражи, фрески, книги об Антихристе, тысячами распространявшиеся по Европе, миракли и мистерии на тему Судного дня — «Трагедия Страшного суда», выдержавшая десятки постановок в Германии XVI века, грандиозные ставившиеся с XII по XV век «Игры Антихриста», где бывало занято более тысячи человек, — лишь малая часть произведений искусства, поддерживавших ощущение эфемерности

и тщеты жизни:

86

Именно с началом массового книгопечатания в новых христианских течениях исчезает необходимость в двухчастной структуре — так, протестантские секты, широко пользующиеся книгопечатанием для передачи и пропаганды своих взглядов, в большинстве случаев не имеют сколько-нибудь значительной церковной структуры — церковью является вся община, а специальная группа священников, выделяющаяся в протестантских церквях позже, имеет такое же право на создание семьи, как и все остальные верующие. Отметим, что в России, где раскольники не имели возможности печатать свои книги, двухчастная структура в XVII–XIX веках продолжала оставаться востребованной и эффективной организационной формой.

87

Сутта Нипата. 1.11. Виджая сутта. 5–9.

Ты станешь гниющим трупом. Почему ты греха не боишься? Ты станешь гниющим трупом. Почему ты раздут от гордыни? Ты станешь гниющим трупом. Почему же ты жаждешь богатства? Ты станешь гниющим трупом. Почему ты одет, словно щеголь? Ты станешь гниющим трупом. Почему ты стремишься за славой? Ты станешь гниющим трупом. Почему ты забыл покаянье и исповедь? ⁸⁸

88

Делюмо Ж. Грех и страх: Формирование чувства вины в цивилизации Запада (XIII–XVIII вв.). Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2003. С. 96.

В заключение хотелось бы привлечь внимание к одному интересному парадоксу. Уже около двух тысяч лет католичество и в меньшей степени православие занимаются истреблением генов своих наиболее истовых верующих, проводящих дни в монастырских стенах и за церковной службой. Если есть какие-то врожденные черты психики, предрасполагающие к вере в Бога (роль таковых могут играть склонность к фанатизму или доверчивость), то гены, обеспечивающие эту предрасположенность, год за годом устраняются из генофонда самой религией! Отражается ли это на судьбе религии? Мог ли этот парадокс хоть в некоторой степени предопределить переход общества к секулярности — ведь число рьяных и аскетичных адептов религии должно было с каждым поколением уменьшаться? Если это так, то отказ протестантизма от целибата выглядит как отличный пример законов социобиологии: менее благоприятную для выживания людей культурную идею вот уже несколько сотен лет теснит более благоприятная (правда, несмотря на успехи протестантизма, католицизм продолжает существовать и более или менее успешно распространяться; а вот секулярная идеология в этом ракурсе выглядит мемплексом, гораздо менее благоприятствующим размножению носителей).

ЧАСТЬ III

ЖИЗНЬ ЗА ВЕРУ

Две тысячи лет назад религиозная карта Старого Света была чрезвычайно пестрой: десятки и сотни религий сосуществовали и взаимодействовали. Вероучения, которые исповедовали отдельные сообщества — от племен до целых народов, обладавших развитым политическим устройством, — со временем могли меняться до неузнаваемости, утрачивая одни представления и приобретая другие; как правило, религии относительно легко заимствовали друг у друга отдельные культовые элементы и богословские идеи, благодаря чему в многоэтничных областях могли возникать новые синкретические культы. Однако эта пестрота была обречена: к тому моменту, когда атеизм стал превращаться в достояние широких масс — т. е. к началу XX века — большая часть этих верований уже давно была мертва, а их место заняли три мировые и относительно молодые: буддизм, христианство, ислам. Некоторым из древних культов все же удалось пережить напор этих гигантов — прежде всего индуизму, аудитория которого в настоящее время, по разным подсчетам, составляет от 850 тыс. до одного миллиарда человек, но ограничена национальными рамками ¹ , а также ряду менее крупных религий — иудаизму, даосизму, джайнизму, сикхизму и имеющему древнюю историю и крошечное ныне число последователей зороастризму. Часть других уцелевших культов подверглась синкретизации с той или другой мировой религией (обычно с буддизмом, который, в отличие от монотеистических религий, не вел борьбы с другими культами) — в качестве примера можно упомянуть тибетскую религию бон или японский культ синто, который исследователи часто склонны рассматривать скорее как культурную традицию, нежели как доктрину в полном смысле слова, — но от большинства вероучений остались лишь рудименты, которые принято называть «пережитками язычества». Почему древние верования, многие из которых опираются на сложное богословие и хорошо разработанную философскую базу, как, например, древнеегипетская религия или религия Эллады, уступили место более поздним? Почему одним религиям суждено было распространиться по всему земному шару, тогда как другие исчезли или стали достоянием лишь ограниченного числа верующих?

1

Индуизм — религия столь сложная и многообразная, что многие исследователи отказывают ей в праве рассматриваться в качестве единой конфессии. Ставя индуизм на один уровень с такими «цельными» религиями, как христианство или ислам, мы неизбежно утрируем истинное положение дел — и все же наличие некоторых общих для большинства индийских верований идей позволяет относиться к нему как к единой религии.

Разгадка успеха одних и бесславия других едва ли сводится лишь к конкретно-историческим причинам вроде того, что римским императорам IV века потребовалась единая для всех их подданных религия, а пророк Мухаммед был талантливым дипломатом и военачальником. В биологической эволюции появление у одного вида способностей, дающих ему преимущество над другими — будь то зрение, способность жить на суше или разум — приводит к лавинообразному вытеснению менее приспособленных видов, деливших с ним экологическую нишу. Мировые религии — буддизм, христианство и ислам — в относительно короткое время заполнили культурное пространство обширных территорий, вытеснив десятки существовавших до них местных культов, и не надо быть приверженцем теории эволюционирующей культуры, чтобы озадачиться вопросом: какие преимущества новых религий оказались эффективными настолько, что они буквально смели конкурентов? Остроты этому вопросу добавляет тот факт, что самые успешные из доживших до нашего времени и сохранивших свою целостность религий являются членами всего двух больших «семей» — во-первых, семьи так называемых авраамических (монотеистических) и, во-вторых, семьи дхармических религий. Внутри каждой семьи вероучения генетически связаны и обнаруживают идейную преемственность. То, что выжили однотипные религии, свидетельствует, что залогом их жизнеспособности были некоторые общие для них явления. Более того, еще в XIX веке исследователи отмечали, что многие положения монотеистических и дхармических религий перекликаются между собой; вероятно, и те и другие в своем развитии двигались в одном направлении.

Современные исследователи не делят религии на примитивные и развитые, как делали Э. Б. Тайлор и Д. Д. Фрэзер, однако и они в массе своей склонны считать, что одной из важнейших причин превращения трех вероучений в мировые религии было именно то, что они предлагают более удовлетворительные ответы на экзистенциальные вопросы, терзающие любого человека. Общим местом является упоминание о том, что мораль, которую несли проповедники этих вероучений, разительно отличалась от этических представлений предшествующих религий — она была надсословной, ненациональной, чрезвычайно терпимой к грешникам и милосердной к униженным и оскорбленным. Другими словами, мировые религии как будто действительно более совершенны, чем все остальные. Подтверждением этому взгляду служит сама историческая судьба данных вероучений: вытеснив конкурентов и распространившись по огромным территориям, несмотря на все культурные различия между народами, которые, утратив собственные культы, сделались единоверцами, мировые религии продолжали сохранять свое влияние чрезвычайно долго — вплоть до секулярной эпохи у них не было серьезных соперников. Не стоит ли признать правоту эволюционистов и согласиться, что существует некое универсальное направление развития религий: появившись как пустое суеверие, они со временем превратились в инструмент гуманизации общества и гармонизации взаимоотношений человека с миром?