Мастера книги
Шрифт:
К тому же каждый из нас, вопреки нашему представлению, живет не на планете Земля, не в той или иной стране, в частности в России, а на участке в несколько квадратных километров в окружении сравнительно небольшого количества людей. И если вершить судьбы Мира или страны мы не властны, то сделать достаточно обитаемым этот мирок из нескольких квадратных километров и небольшого количества людей вполне в наших силах. Мой маленький мирок меня устраивал на все сто, а раз что-то работает, и работает нормально, то нечего туда и лезть.
Короче говоря, мой гиперманиакальный недуг оказался скоротечным, и уже через три дня от Манечки Величко остались одни лишь воспоминания. Из богов я сначала разжаловал себя в пророки, а потом уже и просто в гадатели. Что с того, что вместо карт, кофейной гущи, астрономических явлений или линий на руке я гадаю по некой литературной карте судьбы? И чем мой сюжетный лабиринт, если уж на то пошло, отличается от лабиринта линий на ладони или сюжета раскладки карт? Мультиреальностью? Так наверняка те же высококлассные хироманты способны разглядеть несколько возможных вариантов развития тех или иных событий и направить своего клиента в том или ином сюжетном направлении. В общем, несмотря на всю экзотичность моего метода, я был всего лишь хорошей и чертовски высокооплачиваемой гадалкой.
К ясновидящим я вообще не пытался себя отнести – какой из меня ясновидящий, если без очков я не в состоянии разглядеть даже строчку «ШБ» в кабинете окулиста.
К возвращению Алины из командировки я уже был совершенно здоров.
Алина вернулась настолько уставшей, что даже не крикнула, как обычно, едва войдя в дом: «Привет! Ты дома?» – а молча вошла и, не глядя, бросила куртку на кресло в гостиной и плюхнулась прямо в сапожках с ногами на диван. И только после этого она позвонила мне на мобильный.
– Я дома, – сообщила она.
Когда она позвонила, я сидел за ноутбуком. Нажав кнопку «сохранить», я, не выключая компьютер, рванул в гостиную, точно заждавшийся хозяйку пес.
Алина была растрепанной, Алина была уставшей, а красные глаза и синяки вокруг глаз говорили о том, что она почти не спала, – ну да из командировок она нередко возвращалась в состоянии выжатой вместо лимона канарейки. А еще Алина была растерянной или даже потерянной, и вот этого раньше я за ней не замечал. Сколько я ее знал, она всегда держалась так, словно полностью контролировала ситуацию. Ее растерянность настолько меня поразила, что я в нарушение всех наших неписанных правил спросил:
– У тебя все нормально?
– В пределах допустимого, – ответила она. – Свари кофе, а? Ты не представляешь, какую муть мне приходилось пить все эти дни. Я так соскучилась по хорошему кофе, что будь у меня полцарства, не задумываясь отдала бы их за чашку хорошего кофе.
– Жаль, что у тебя нет полцарства, – прокомментировал я ее слова по дороге на кухню.
Когда я вернулся с подносом, на котором компанию кофе составили сыр, масло и разогретые в микроволновке венские булочки, Алина уже была просто устало-сонно-довольной. От ее растерянности след остался разве что в моей памяти.
– Ноги просто гудят, – призналась Алина между первой и второй булочкой, – в жизни столько не ходила пешком.
– Сейчас исправим.
Допив в два глотка свой кофе, я сел на диван возле ног Алины, снял с них сапожки и занялся массажем ног, вспомнив по этому поводу «Криминальное чтиво». Как массажист я полулюбитель – окончил когда-то коммерческие курсы, но к тому моменту я настолько уже хорошо чувствовал Алину, что мои руки без всяких курсов понимали, что надо делать.
На лице Алины появилось поистине кошачье выражение блаженства. Мне даже показалось, что я слышу, как она мурчит.
– Ладно, хватит, – томно сказала она минут через двадцать, а то я сейчас вырублюсь прямо здесь, а мне еще надо принять душ и кое-куда позвонить. А еще бы я съела по-настоящему вкусный ужин.
– Тебя держали на сухом пайке? – спросил я.
– Если бы! Черствый хлеб и килька или шпротный паштет. Бррр. Жуткая дрянь.
– Куда пойдем ужинать?
– Оставим этот вопрос на после душа, – решила она, нехотя вставая с дивана.
В одних трусиках она и вернулась в гостиную, где в кармане куртки лежал ее телефон.
– Ты так смотришь, как будто ни разу меня не видел, – сказала Алина, заметив мой плотоядный взгляд.
– После такого поста… к тому же на тебя всегда приятно смотреть, – сморозил я.
– Так кто ж тебя заставлял поститься? – съязвила она, пытаясь за стервозностью скрыть полученное от моих слов удовольствие.
– Извини, но я хочу только тебя.
– Послушай, я только вернулась с работы, – капризно ответила она и, взяв телефон, тут же стала серьезной.
Сначала она долго набирала по памяти номер, – почему-то он не был внесен в ее записную книжку в телефоне, хотя, судя по тому, что она знала его наизусть, набирать ей его приходилось достаточно часто, – потом долго ждала, когда ее соединят, затем сказала всего лишь одно слово:
– Да, – и разорвала соединение.
– Все, пиздец, свободна! – блаженно прошептала она и отправилась в ванную.
– Принеси, пожалуйста, полотенце, – попросила она где-то через 15 минут.
Обычно мы им не пользуемся, но в тот раз я взял с полки самое большое и самое мягкое полотенце. Когда же я в ванной увидел Алину, я понял, что выбрал наилучший вариант.
Алина выглядела настолько трогательно, что я, поддавшись внезапному порыву чувств, укутал ее в полотенце, взял на руки и отнес в спальню. Я поставил ее на кровать, тщательно вытер и совершенно голенькую уложил в постель (плевать на то, что намокнет подушка). Я принялся целовать ее с головы до ног, не забывая слегка покусывать наружную часть стопы, – Алина от этого с ума сходила от удовольствия, – нежно массировать зубами и языком подушечки пальцев и область сразу за ее красивыми пальчиками. Затем я начал целовать ее ножки, медленно поднимаясь вверх. Ее терпения хватило только до колен. После этого она набросилась на меня, как львица на какую-нибудь антилопу, вот только вместо смерти результатом ее атаки стала охватившая нас дикая, первобытная страсть…
– Сегодня можно туда, – сообщила Алина, когда мы приблизились к кульминации, а когда я разрядился (она в очередной раз кончила чуть раньше), мы перевернулись на бок так, чтобы он не выпал, и в таком положении, продолжая лениво ласкаться и говорить милые глупости, незаметно для себя провалились в посткоитальный сон…
Проснулся я первым. Алина спала, положив голову мне на плечо, и мило посапывая мне в ухо. Чтобы ее не разбудить, я решил не двигаться, пока она не проснется.
Сначала я думал о своем дурацком сне, – мне приснились поющие булочки, которые поют, пока ты их ешь, – а потом мои мысли завертелись вокруг темы судьбы. Я представил лабиринт судьбы в виде очень сложно разветвленной сети железных дорог с развилками в точках выбора, причем дороги эти были почему-то игрушечными. По всем дорогам сновали поезда-люди, и кто-то или что-то переводил, переводила или переводило стрелки перед появлением поездов на той или иной развилке по своему усмотрению. При этом машинисты поездов или сознания большинства из нас даже не замечали, что проезжают через развилку, и думали, что едут по единственно возможной дороге. А ведь есть же, черт возьми, эти развилки, есть даже в каждом поезде пульт дистанционного управления стрелками, но большая часть людей об этом не догадывается. Хотя возможно, так даже лучше. Ведь если каждый начнет по своему усмотрению переводить стрелки… Вот уж действительно трудно придумать более идиотский аргумент, чем «а что если все так начнут поступать?»! А что если все станут дантистами? Или учителями? И что теперь, никто не должен быть учителем и дантистом? Мы потому до сих пор еще существуем на этой планете, что никогда все не занимаемся одним и тем же делом, и даже гадим по текущему графику.