Мастера. Герань. Вильма
Шрифт:
Они подошли к новой школе. Под ногами у них заскрипели комки сухого раствора.
— Обожди, Ондро! — Марта остановилась. — Давай лучше вернемся! Я передумала.
— Чего передумала?
— Вернемся! Я что-то боюсь.
— Не дури, Марта! — Он тянул ее дальше. — Вчера вечером ты не боялась.
— И вчера боялась. Не сердись, Ондрей! Я знаю, что виновата. Не хотела бы, так… Сама не знаю, зачем сюда шла.
Ондро обнял ее, но она оттолкнула его, попытавшись высвободиться.
— Ондришко, прошу, отстань
— Марта, не дури! — Он тяжело дышал ей в ухо, потом в лицо, все поцеловать норовил.
— Ондро, нет! Опомнись, Ондро!
В нем все загудело. — Ну хватит! Разозлюсь, тогда узнаешь. Зачем сюда лезла?
— Ондришко, отстань от меня! Прошу тебя, не сердись! Ондришко, ведь я вчера… с Якубом…
Он стал грубо ее раздевать.
— Отстань от меня! Уйди! — Она оттолкнула его, но и это не помогло. — Закричу, вот увидишь.
— Ты и так кричишь! Не зли меня! — Он срывал с нее одежду. — Не дури! А чтоб тебя!.. — Он вдруг влепил ей затрещину.
Она грохнулась наземь. Ондро с минуту постоял над ней, а когда она шевельнулась, пнул ее в бедро, нагнулся к ней. — Все равно заполучу тебя!
И тогда Марта отчаянно закричала: — Убей меня, гад! Убей меня! Пусть подохну, мне все равно!.. Курва я, а насильничать над собой не дам… Скотина!.. Скотина!.. Пусть подохну, мне все равно!..
А мимо как раз шел один, остановился, прислушался.
— Опять кто-то подыхает! — засмеялся он злорадно и, повеселев, побрел дальше.
Новую школу они ставили почти всю весну и половину лета. В июльские сумерки, когда везде кипела жатва, возвращались домой; до Церовой доехали поездом, а оттуда до Околичного шли пешком. Все четверо были под хмельком и еще тянули из бутылки, смеясь и покрикивая друг на дружку.
— Ладно гоготать вам, молодцы, не шумите, — Мастер шутливо одергивал сыновей. — В мире война, люди гибнут, а вы гогочете как полоумные! Могут и осерчать.
— Брр! — передернулся Имро. — Видел ли кто когда, чтобы в такую жарищу хлестать сливовицу?!
— Дай сюда! — Ондро выхватил бутылку. — Я выпью.
— Еще бы не выпить! — Имро отобрал бутылку и отдал ее Якубу.
Якуб отхлебнул, протянул отцу, и тот прикончил ее.
Еще минуту-другую они дурачились, потом Якуб сказал отцу, что надумал жениться.
Мастер решил обратить все в шутку.
— А мне-то что? — сказал он. — Женись, Кубко, ведь ты уже много раз женился! — Потом нарочно повысил голос и закричал громче, чем надо было: — Эй, подмастерья, сюда! Свадьба!
Дорогу перебежали куропатки. Имро бросился к ним, но куропатки взнеслись и большим полукругом отлетели к сосновому бору.
— Тата, я не шучу, я ведь и впрямь хочу жениться. Есть такая девушка Юлка. Я недавно с ней познакомился.
— Как знаешь, Кубко. Ты, чай, не маленький, разума тебе не занимать. Охота — женись, по крайней мере в доме будет сноха.
Но Якуб поправил отца, сказал, что не собирается привозить невесту домой, в Околичное, а что после свадьбы он Якуб, решил из дому уйти.
Мастера даже
— Тата, я бы очень расстроился, кабы ты на свадьбу мою не пришел. И все же заверяю тебя, я серьезно. Так мы с Юлкой договорились…
— Ну и дела. — Мастер махнул рукой. — С Юлкой договорился, а мне и слова не сказал. Только сейчас взял да брякнул, ошарашить решил. Я эту Юлку не знаю, но думаю, девка молодая, само собой, замуж охота. Все в порядке вещей. А отчего бы ей не приехать сюда? Коли замуж приспичило, пускай переезжает к тебе. Пускай перебирается к Околичное.
— Да не захочет она.
— Отчего же? А ты спрашивал? Не болтай, Кубо, не болтай пустое! Поглядел бы я, как бы мне жена еще до свадьбы стала приказывать. Ты уже старый осел, а разума ни на грош. Ну женишься, а потом что? Скажи, потом-то что будешь делать? Мне что так, что эдак — все одно, уезжай хоть сегодня, как-нибудь без тебя обойдемся.
— Зачем же тогда серчать? Ничего ты не понял. Я не хотел тебя злить. Ей-богу, чудной ты. Ты меня все мальцом считаешь, а я уже не малец. Знаю, что делаю.
— Дурнем тебя считаю, а не мальцом. И слышать не желаю о той деревне. Плевать мне на ту деревню. Дома живи. Да с женой. Одумайся, Кубо, иначе мы с тобой не столкуемся!
Но Якуб не одумался. А скоро открылся и Ондрей. Объявил отцу, что и он хочет жениться и после свадьбы намерен уехать из Околичного.
Мастер опешил. Против него оказались двое, а ну как и третьего перетянут на свою сторону?
Ондро решил жениться на Марте. Любезного читателя, конечно, это удивит. И Марту удивило. — Не утруждай себя, Ондро, — говорила она ему. — Знаешь небось, что ты у меня во где сидишь. Как бы ты меня не морочил, все равно уже не поверю тебе.
— Ясно, Марта, сердишься на меня, — каялся Ондро. — Сердишься, да оно и понятно. Конечно, знаешь меня только с дурной стороны. Верно, думаешь, что я хам, я и есть хам, да не всегда! Во мне есть и хорошее. Может, я и не такой плохой, как ты думаешь. Что было, то было, бог с ним. Если пойдешь за меня — поверь мне, Марта, правда, поверь, — не пожалеешь! Вот увидишь!
— Да ты что! Как только в голову тебе пришла такая блажь? Ондро, я даже слышать о тебе не могу.
— Думаешь, я удивляюсь? Ей-богу, Марта, я ни чуточки не удивляюсь. Но все же поверь мне. Иной раз я грубый, а так редко кого обижу. Не знаю, что тогда на меня накатило. Лучше бы по морде сам себе съездил. До смерти буду мучиться, что так плохо с тобой обошелся. Не серчай, Марта! Одно скажу тебе: не пойдешь за меня, промашка получится! Еще жалеть станешь, а я из-за этого буду казниться. Ужас как буду казниться! Ты, может, не согласна со мной, но думаю, мы очень подходим друг другу. Ей-богу, Марта, очень подходим! Что до работы, то работать я умею. А жена мне такая нужна, которая не сробеет передо мной. Я подумал и решил, что это ты и есть. Тогда и то не сробела передо мной, так ведь?