Мастеровой
Шрифт:
– Про бомбомет он мне ничего не сказал, – пояснил Брусилов офицерам. – Ну, Кошкин!
Он покрутил головой и продолжил чтение:
«Лишившись артиллерии, германцы решили атаковать кавалерией. Против нас бросили эскадрон. Мы подпустили его ближе и открыли огонь из пяти имевшихся у нас пулеметов. Потеряв примерно две трети эскадрона, германцы отступили. В настоящее время никаких действий с их стороны не предпринимается, но, полагаю, что противник не оставил намерения захватить Дубки. У нас мало патронов, можем не отбиться. Кроме моей команды имею под началом до двух взводов пехоты из остатков батальона. Солдаты
– Слышали, господа? – спросил Брусилов, завершив читать. – Техник оружейного завода с отделением прикомандированных солдат сумел сделать то, что не смог отдельный батальон. Не растерялся под обстрелом, правильно оценил ситуацию и нанес поражение врагу. Я немедленно отправляюсь в Дубки!
– Ваше превосходительство! – возразил начальник штаба. – Кошкин, конечно, молодец, только предлагаю подождать подхода казаков. Они уже в пути, будут через два часа. Вместе с ними выдвинемся. Если германцы предприняли наступление и сбили Кошкина с позиций, можем угодить в руки неприятеля.
– Хорошо! – кивнул генерал. – Подготовьте телеграмму государю, – он задумался и стал диктовать: – Сегодня в пять часов утра германцы вероломно, без предъявления каких-либо претензий, обстреляли из орудий расположение отдельного батальона подполковника Чуденцова в деревне Дубки. Погибли почти все офицеры батальона и много нижних чинов. Тем не менее, остатками батальона под командованием подпоручика Кошкина наступление противника остановлено. Сбит германский воздушный шар, приведена к молчанию артиллерийская батарея, уничтожен эскадрон неприятельской конницы. Позиции удерживаю. С подходом полка казаков из Донской дивизии выдвину его в Дубки. О дальнейшем сообщу. Командир 14-го корпуса генерал-лейтенант Брусилов.
Он смолк и добавил:
– Кошкина представлю к ордену. Если выживет, конечно…
Высокий, стройный офицер вошел в командный пункт полка и козырнул, щелкнув каблуками.
– Герр оберст-лейтенант! Гауптман фон Шпонек по вашему приказанию прибыл.
– Просьбе, дорогой барон, – поспешил фон Притвиц. – У меня нет права отдавать приказы магам из Особого полка. Спасибо, что откликнулись.
– Я служу кайзеру и рейху, – улыбнулся гость. – Буду рад помочь. Что случилось, герр барон?
– Досадная случайность или наш просчет, – фон Притвиц бросил хмурый взгляд на начальника штаба. – Я получил приказ захватить населенный пункт противника и произвести в нем некоторые действия. Для этого полк усилили артиллерией, воздушным шаром с наблюдателем и эскадроном гусаров. Мы произвели разведку, определили цели и обстреляли их сегодня утром. По докладу наблюдателя цели поразили. Русские остались без пушек и пулеметов, сгорел их походный арсенал. Уничтожено командование стоящего перед нами батальона. Но когда эскадрон фон Браухича пошел в атаку, его встретил огонь пулеметов. В упор. Понеся огромные потери, эскадрон отступил. Фон Браухич погиб или попал в плен.
– Жаль, – сказал фон Шпонек. – Знал его.
– У меня полк пехоты, но я не могу послать его в атаку, – продолжил оберст-лейтенант. – У противника
– Яволь, герр оберст-лейтенант! – вытянулся начальник штаба. – Это сообщил наблюдатель артиллеристов. Не было причин ему не верить.
– Тогда откуда?
– Туман войны[3], - майор пожал плечами.
– Из-за этого тумана погибли солдаты рейха! – фон Притвиц вытянул руку в сторону амбразуры. – Не меньше сотни. И погибнет много больше, если не поможет фон Шпонек. Что скажете, барон?
– Можно мне бинокль? – попросил гость.
Фон Притвиц снял с шеи свой и протянул гауптману. Тот взял, подошел к амбразуре и поднес к глазам. Некоторое время молча наблюдал за противником.
– Землю роют, – сказал, опустив бинокль. – Укрепляют позиции. Сколько у русских солдат?
– До роты, – сообщил подскочивший майор.
– Офицеры?
– Мы видели одного.
– Пулеметы?
– Не менее трех.
– Не заметил гнезд.
– Их нет. Полагаю, это не «максимы». Что-то легкое, вроде «мадсенов». Достал из окопа и установил на бруствере. Бомбомет и доставать не нужно, можно вести огонь из траншеи.
– У солдат винтовки?
– Да.
– Причем, наши, – заметил оберст-лейтенант. – Они забрали их у убитых кавалеристов.
– Незнакомое оружие сходу не освоишь, – улыбнулся гауптман. – Я берусь за задачу, герр барон.
– Что вам для этого нужно? – спросил оберст-лейтенант.
– Горнист с трубой и белый флаг на древке.
– Сейчас будут, – кивнул фон Притвиц и посмотрел на адъютанта. Тот козырнул и побежал к двери.
– Готовьтесь к наступлению, – сказал фон Шпонек. – Сигнал к началу – звук трубы, трижды поднятый и опущенный флаг. Хотя, возможно, не понадобится, – усмехнулся он. – Если русские не примут ультиматум, я залью их позиции огнем.
– Я ваш должник, барон, – кивнул оберст-лейтенант. – Напишу начальнику Генштаба. Железный крест у вас, считайте, есть.
– Благодарю, – сказал фон Шпонек.
К полудню основное сделали. Раненых солдат отправили в Гродно, погрузив их на повозки. Запрягли в них трофейных лошадей, благо их хватало. Часть их ускакала к немцам, часть – к Дубкам, где животных по одному и переловили. Раненых коней, ржавших в поле, пристрелили – рвали душу криками. Обобрали мертвых немцев, забрав оружие и амуницию. Среди них нашлись и раненые. Их, перевязав, повезли в Гродно, отрядив конвой с пиками. Хоть какое, но оружие. Под присмотром Сильверстова солдаты вытащили из сгоревших изб тела офицеров. Чуда не случилось – никто не уцелел. О раненом Самойлове, ускакавшем в Гродно, здесь не знали. Погибших отнесли к деревенскому кладбищу, где уложили в длинный ряд – отдельно офицеров и солдат. Ряд вышел длинный, скорбный. «Где их хоронить и как, пусть решают командиры, не до этого сейчас», – заключил Федор.