Мастерский удар
Шрифт:
Десять дней спустя Фрэнси уехала из родного дома, сказав отцу, что ей пора снова приниматься за дело.
Вернувшись в Нью-Йорк, Фрэнси начала изучать объявления о приеме на работу. Потом, купив несколько новых платьев, попыталась предложить свои услуги нескольким крупным компаниям. Эффектная внешность и блестящие рекомендации делали свое дело – Фрэнси нигде не отказывали, но, так же как и в «Магнус индастриз», предлагали должности и жалованье гораздо меньше, чем у любого новичка-мужчины. Борьба за утверждение и признание снова окажется долгой и изматывающей, а она не могла терять время, шаг за шагом продвигаясь
Поняв это, Фрэнси решила изменить план.
В ноябрьский ветреный день, два с половиной месяца спустя после событий, бесповоротно изменивших ее жизнь, Фрэнси уверенно вошла в Торговую Палату Манхэттена, одетая в строгий деловой костюм.
– Я хотела бы узнать, как начать собственное дело на Манхэттене?-обратилась она к служащему.
Глава 21
Антон Магнус был похоронен заживо. Гроб оказался гораздо теснее, чем он себе представлял. Нет возможности двинуться, вдохнуть воздух. Атлас, омерзительно пахнувший, обрамлял его со всех сторон.
Антон не мог ни крикнуть, ни пошевелить пальцами, чтобы вырваться из вонючей тюрьмы. Но все же он был жив.
Это ошибка, ужасная ошибка!
Произошел несчастный случай, обморок или сердечный приступ. Антона парализовало. Но эти идиоты-доктора примчались со своими стетоскопами, пошептались между собой, тихо, встревоженно: ведь их пациент – важное лицо, и смерть его станет значительным событием. И вот, благодаря их невежеству, Антона Магнуса объявили скончавшимся и позволили засунуть в гроб.
Всю свою жизнь он не доверял никому, кроме себя, потому что был уверен-все остальные-слабые, никчемные создания. И вот теперь по жестокой иронии судьбы его существование – в руках этих жалких пигмеев.
Антон Магнус был могущественным человеком, находившимся на вершине власти. Поэтому гроб изготовили из бесценного дерева и металла – самый лучший, какой только можно купить за деньги скорбящих родственников. И вот теперь жертву, безмолвную, беспомощную, но живую, уложили в него и заколотили гвоздями.
Однако, оказавшись под землей, этот солидный полированный ящик не смог устоять перед медленным воздействием ядовитых подземных газов, бактерий и червей. Гроб начал гнить, становясь не защитой, а тюрьмой. Причем тюрьмой зловонной. В ней пахло ужаснее, чем когда-то на войне или в жалких трущобах юности Антона Магнуса, отвратительнее, чем в самых страшных кошмарах – чем-то сладковатым, липким, проникающим в каждую щелку, гнездившимся глубоко внутри самого Антона, окутывающим его погребальным саваном. И вдруг он понял, почему гнусная вонь казалась такой знакомой. Это смердила его собственная разлагающаяся плоть, медленно расползались клетки, гнили мышцы. Молчаливый, ужасный распад его сущности.
Антон зарыдал бы от ярости, заревел бы во всю силу своих легких, выплеснув боль и отчаяние, если бы не молчание и неподвижность, которые были сутью этого наказания. Он не мог шелохнуться, не мог издать ни единого звука. Но нервы его были натянуты до предела. Все существо Антона сжал последний панический спазм готовности к бегству, когда организм сознает, что худшие страхи сбылись и стервятники уже готовы начать, пир, разрывая тело жертвы с давно предвкушаемым торжеством.
Но все, что он мог – просто лежать в удушливом пароксизме страха, наблюдая, как аморфная, бесконечно расширяющаяся субстанция уже готова поглотить его, словно неотвязный огромный червь. Только теперь до него дошел истинный ужас его положения. Ибо этот червь был не игрой его воображения, а реальностью. Длинный, извивающийся, скользкий земляной червь, вгрызающийся с бесконечным терпением в тяжелую почву, чтобы отыскать могилу, пробиться сквозь гниющие доски гроба, заплесневевший атлас и добраться наконец до беззащитной неподвижной плоти.
И это был не один червь, а сотни, тысячи, миллионы, и все атаковали его тюрьму, подбираясь ближе, ближе, сжимаясь и разжимаясь, протискиваясь сквозь землю, дерево, атлас с едва слышным, но непрестанным шорохом жующих челюстей.
Ибо у червей были зубы, маленькие крепкие зубы, чтобы рвать и перемалывать ткани и кости, сильнодействующий желудочный сок, способный разложить и уничтожить истлевающее тело. Нет, они далеко не беспомощны, эти могучие хищники, пожиратели мертвечины.
И они все ближе. Первый ползет по груди, добирается до шеи, щеки, омерзительно извиваясь, перебирается на нос и с безошибочной точностью находит глаз…
Антон Магнус, вздрогнув, проснулся. Несколько минут он невидяще озирался вокруг, все еще ослепленный кошмаром, таким ужасающим и таким знакомым.
Но хотя воздух еще вырывался из его легких резкими толчками, через несколько секунд он опомнился и сообразил, где находится – в своем доме, в своем кабинете, сидит в удобном кресле перед шахматной доской. Должно быть, задремал перед ужином, повторяй партию, разыгранную Капабланкой и Черняком в 1939 году на турнире в Буэнос-Айресе.
Антон взглянул на часы. Полночь. Значит, он проспал полтора часа. Конечно, никто не постучал в дверь. Антон строго-настрого приказал не тревожить его, когда он удаляется один в кабинет, разве что в этом возникнет настоятельная необходимость.
Сидение в одиночестве за шахматной доской было излюбленным способом Антона Магнуса размышлять над сотнями деталей, требовавших его внимания. Они кипели и бурлили в раскаленном котле его сознания, с тем чтобы назавтра, на следующей неделе, в следующем году вылиться в готовые решения, могущие повлиять на судьбы тысяч людей и принести миллионы долларов.
Он любил сидеть в кабинете с рюмкой старого кальвадоса, ароматной яблочной водки, напоминавшей о годах юности, проведенных на ферме, и неторопливо воспроизводить в памяти известные шахматные партии, все ходы которых он знал наизусть. Он любил холодную неподвижность шахматных фигур, наделенных тем не менее силой и властью их положения на доске.
Шахматы – жестокая игра, несмотря на свою внешнюю элегантность. В результате бесконечно малых и вроде бы незначительных передвижений неодушевленных фигур по клетчатой доске, мастер мог накинуть веревку на шею противника и выдавить из него жизнь. Не так ли обстояли дела и в реальном мире?
Шахматы давным-давно научили Антона Магнуса, как превратить силу своих врагов в бессилие, как использовать их могущество против них же самих, как заставить их споткнуться о собственные интеллект и инициативу – словом, как сделать так, чтобы именно Магнус всегда оставался в выигрыше, чтобы он мог, нанеся последний смертельный удар, затянуть петлю и с торжеством захватить добычу.