Мастейн. Автобиография в стиле хэви-метал
Шрифт:
Я сел в машину, повернул ключ зажигания, развернулся и уехал, оставив его в зеркале заднего вида.
9 апреля 2003 г. я играл на гитаре впервые за семнадцать месяцев. Поводом стало благотворительное шоу в местечке под названием Хайдвей Ниты в Фениксе, чтоб собрать деньги для семьи бывшего роуди Мегадэт по имени Джон Каллео. Джон также был моим личным помощником во время турне 'Youthanasia', но мы потеряли связь на многие годы.
Он был приятным и веселым парнем, который никогда не отказывался от рок-н-ролльного образа жизни; однако болезнь сердца и почек в конечном счете привели к его смерти и скорее это был вопрос продолжительного онанизма, чем каких-нибудь врожденных аномалий. Тем не менее, было трудно не любить Джона, и было невозможно не сочувствовать его жене и восьмилетней
У меня был медленный и стабильный прогресс с рукой, который, как оказалось, укрепил мои связки, которым был нанесен вред годами свирепой игры на гитаре. Но теперь я чувствовал себя намного лучше. В вынужденном отпуске, каким он казался, была одна хорошая вещь, сделавшая меня более здоровым, чем я был на протяжении многих лет. Когда я был приглашен на благотворительное выступление в память о Джоне, я без колебаний принял это предложение.
Не буду отрицать небольшую долю волнения. Черт, когда ты не играл почти полтора года, ты можешь облажаться. Я не знал, чего ожидать. Не знал, как буду играть и как буду относиться к своей игре. И это был необычный концерт: серия из четырех песен в акустике в очень интимной обстановке, перед парой сотен человек (включая моего крестного отца, Элиса Купера). Сет-лист был тщательно отобран, хотя не могу сказать наверняка, сколько человек поняли то, что я хотел сказать. Я открывал свое выступление “Symphony Of Destruction”, в первую очередь, чтобы дать своим пальцам соответствующую тренировку и продемонстрировать себе и зрителям, что я способен справиться с этой задачей. Затем последовали 'Use The Man' и 'Promises', первая потому что она служила ссылко на употребление Джоном наркотиков и последующую смерть, а последняя потому что я хотел дать его жене и дочке знать, что если бы Джон и пообещал что-то, то это была бы встреча с ними в загробной жизни. Завершал я свое выступление композицией 'A Tout Le Monde'.
“A Tout Le Monde (Всему Миру)
A Tout Mes Amis (Всем Своим Друзьям)
Je Vous Aime (Я Скажу: “Люблю вас.)
Je Dois Partir (Но мне пора идти”)”
Спев последнюю строчку, я встал, пошел за кулисы и выразил свои соболезнования жене Джона, Трейси; а затем направился к выходу. К моему удивлению на выходе я наткнулся на Дэвида Эллефсона. Мы не разговаривали несколько месяцев, если точнее - с того самого вечера на автостоянке, поэтому была некоторая неловкость при встрече.
Однако, обстоятельства ставили вежливость превыше всего. Черт, мы собрались, чтобы почтить память и поддержать бывшего члена семьи Мегадэт. Судьба, не иначе. Мы пожали друг другу руки, перекинулись парой слов и разошлись кто куда.
Такое ощущение, что и ссоры никогда не было, возможно потому что все это казалось настолько нереальным. Дэвид никогда не имел ни расположения, ни средств, чтобы выступать в роли бойца; это против его природы. Он принципиально спокойный, безконфликтный парень, именно поэтому его взрыв был для меня настолько поразительным. Когда мы были детьми, только начиная выступать, Дэвид не был парнем, которого бы вы хотели увидеть у себя в окопе. Отличный тусовщик и музыкант. Но боец?
Я был свидетелем одного случая, когда один мудак в пиджаке отличника из калифорнийского университета бросил Дэвиду в лицо горячую пиццу после спора за парковочное место. Дэвид даже никак не отреагировал, просто стоял, пока сыр обжигал его щеки как расплавленная лава. Мне потребовалось около двух минут, чтобы положить эту привилегированную задницу на асфальт. Вот такой была разница между мной и Дэвидом.
Неизбежная вспышка молнии появилась спустя несколько дней после благворительного концерта, когда я взял свою гитару и начал немного играть и думать о том, как мне нравилось выступать на сцене, исполняя свою музыку. Чем больше я думал об этом, тем больше мне хотелось вернуть это ощущение. Это было не простой задачей.
Моя отставка была не меньшим вопросом. Я не просто потихоньку ушел с обещанием вернуться, когда мне станет лучше. Ох, нет. Я ушел с концами. И потому что хотел уйти честно,
Вместо этого я продал тонны оборудования, чтобы погасить свои долги. Я не хотел быть одним из тех музыкантов, которые оставляют поставщиков с носом. У меня были люди, которые отправили для меня эти вещи и которые верили в меня: компании, занимающиеся светом и звуком. Теперь всего этого не было, поэтому, когда я решил отказаться от выхода на пенсию, я практически все начинал с нуля.
К счастью, так как я не уничтожил ни одно из этих отношений, у меня не было недостатка в компаниях, которые хотели бы поддержать мое возвращение. Довольно скоро у меня было все оборудование, которое мне требовалось, горсть новых сделок и репетиционная точка в Фениксе.
Все, что мне было нужно, это группа.
Первоначальная задумка состояла в том, чтобы записать сольный альбом. Я нанял несколько студийных музыкантов, включая много повидавшего Винни Колауйта, наиболее заметного своим пребванием в группе Фрэнка Заппы и Mothers of Intervention, и приступил к работе осенью 2003-го. Однако, бизнес, всегда встает на пути музыки.
Сольная пластинка была прервана в то время, как я помогал ремастерировать весь каталог Мегадэт. К тому времени, как я вернулся к сольному проекту весной 2004-го, EMI начали серьезно давить на меня, чтобы я выпустил очередной альбом под брендом Мегадэт. Лейбл утверждал, что я свазан контрактными обязательствами выпустить очередную пластинку Мегадэт, прежде чем отправиться в сольное плавание. Вместо того, чтобы втянуться в бесконечный, дорогой, и в конечном счете бесполезный правовой спор, я решил просто взять песни, которые я написал и записал и выпустить их в качестве последней на данный момент и последней пластинки Мегадэт вообще, метко названной 'The System Has Failed'.
Но тогда у меня возникла идея. Если Мегадэт будут возрождены, с новой пластинкой и даже гастролями в поддержку этой пластинки, тогда почему не возродить самый успешный состав Мегадэт? Говоря о коммерческой и творческой составляющей, я подумал, что это было отличной идеей.
Первым, кому я позвонил, оказался Ник Менза, который тут же ухватился за эту возможность.
Ладно, хорошее начало. Один есть, осталось еще двое.
Следующий звонок был Марти Фридману. Мне всегда нравился Марти, я восхищался его гитарными навыками, и даже хотя я был чрезвычайно расстроен его уходом и тем, как он пытался оказывать чрезмерное творческое давление во время записи 'Risk', я не питал к нему личную неприязнь. В какой-то мере вы не могли не уважать Марти. Он имел право жить своими фантазиями. Этот парень всегда говорил, что хочет жить в Японии, играть более мейнстримовую музыку и учить других, как играть на гитаре. И это именно то, что он сделал. Можно лишь пожелать ему удачи в этом. Я не хотел оттаскивать Марти от этого на большой отрезок времени. Моя задумка состояла в том, чтобы воссоединить состав Мегадэт времен 'Rust In Peace' для проведения очень особенного события. Я хотел дать парням возможность пойти в студию и перезаписать 'The System Has Failed', заменив и, надеюсь, улучшив то, что уже было сделано сессионными музыкантами. Мы бы продали кучу записей, поездили с гастролями, а затем все смогли бы вернуться к своей привычной жизни. Для меня это означало сконцентрироваться на сольной работе.
К сожалению, эта идея не вызвала волнения и энтузиазма, который я ожидал; вместо этого, она по большей части открыла старые раны и вызвала острые дискуссии о деньгах и власти.
Моя первоначальная беседа с Марти начиналась примерно так:
“Привет, Марти”.
“Привет, Дейв”.
“Эй, я очень сожалею обо всем”.
“Да, я тоже”.
Небольшой разговор, бла-бла-бла.
Я сказал Марти о новой пластинке и предполагаемом турне, и затем спросил, есть ли у него заинтересованность сделать это вместе. Марти поколебался, а затем засыпал вопросами, на которые я не был готов ответить.