Мастодония
Шрифт:
С этих мыслей я переключился на новые: надо было оставить в точке прибытия ту или иную отметину, чтобы у меня был хоть какой-то шанс вернуться в свое время. Хотя, возразил себе я, совсем не факт, что все так просто: вход в тоннель может оказаться в стороне от точки прибытия. Как бы то ни было, оставить отметину я уже не мог, ибо сбежал оттуда сломя голову (и не без причины, ведь меня чуть не задавил мастодонт), и теперь у меня не было совершенно никакой надежды выйти на прежнее место.
Я утешил себя мыслью, что Бублик тоже путешествовал во времени и всякий раз возвращался домой, так
Вернулся Бублик, вернусь и я. Хотя, если подумать, не спешу ли я с выводами?
Бублик мог унюхать вход в тоннель, а у людей нет собачьего чутья.
С другой стороны, как-то глупо стоять, бояться и ждать, что проблема рассосется сама собой, а решение материализуется из воздуха. Если не найду путь в наше время, надо будет перекантоваться здесь, поэтому я сказал себе, что неплохо бы посмотреть по сторонам.
Для начала – в ту сторону, куда ушел мастодонт. Там, примерно в миле от меня, обнаружилось целое стадо: четверо взрослых и детеныш. К ним неспешно шествовал едва не растоптавший меня экземпляр.
Плейстоцен, подумал я. А поконкретнее? Нет, этого никак не узнать.
Рельеф не изменился, но местность выглядела совершенно иначе, поскольку тут не было лесов. Вместо них – безразмерное пастбище, чем-то похожее на тундру, с разрозненными березняками и рощицами вечнозеленых деревьев, а у реки я разглядел несколько туманно-желтых ив. Березы, возле которых я очутился, уже выкинули листья – вернее, молодые весенние листочки. Землю под ними устилала печеночница, нежные цветки самых разнообразных оттенков, цветущие вскоре после того, как сходит снег. Они выглядели знакомо. Почти так же, как в моем времени. В детстве я бродил по лесам – на этой самой земле – и возвращался с прогулок с огромными букетами цветов в перепачканных руках, а мать ставила их в приземистый коричневый кувшин посреди кухонного стола.
Я стоял чуть поодаль, но все равно казалось, что чувствую тонкий, узнаваемый, незабываемый аромат этих крошечных цветов.
Весна, подумал я, но для весны холодновато. Несмотря на солнце, я продрог – и пришел к выводу, что нахожусь в ледниковом периоде. Быть может, в нескольких милях к северу возвышаются сверкающие валы ледяного фронта. А я в шлепанцах, пижамных штанах и с ружьем в руке. С двустволкой, заряженной двумя патронами. И все. Такова моя полная и окончательная стоимость. Ни ножа, ни спичек… Ничего. Я глянул на небо и увидел, что солнце крадется к зениту.
Если в полдень так зябко, то к вечеру, наверное, подморозит. Костер, подумал я, но у меня не было возможности добыть огонь. Кремень, надо найти кремень… Я напряг мозги, пытаясь сообразить, видел ли я в этих местах кремень. Даже если видел, что с того? Допустим, ударю одним кремнем о другой, выбью искры, но для костра их будет недостаточно. Чтобы загорелся трут, нужны искры пожарче, какие бывают, если ударить кремнем по металлу.
Так, металл – это ружье. Но кремня у меня нет. Пока что.
Тут я окончательно понял, что ни разу не видел кремня в здешних краях. Может, выпотрошить один патрон, достать заряд, смешать немного пороха с трутом и поджечь эту смесь последним выстрелом? Теоретически пороховые газы, которые вырвутся
Я стоял расстроенный, измотанный всеми этими размышлениями, чувствуя, что мне становится страшно, и вдруг заметил, что здесь есть птицы. Сперва цветы, потом птицы… Я все время слышал их голоса, но мозг отказывался воспринимать эти звуки. У него хватало других проблем.
Вот он, дрозд, сидит на каком-то растении, еще не ожившем после зимы. Что за растение? Похоже, коровяк. Я попробовал вспомнить, местный он или привозной. Если привозной, это не коровяк. В любом случае дрозд качался на стебле и горланил свою песню, а из травы вынырнул луговой жаворонок и с трелью безмятежного счастья взмыл в небо. По веткам берез прыгали птички, похожие на воробьев. В общем, чего тут было в избытке, так это птиц.
Теперь, когда я сориентировался на местности, рельеф выглядел все более знакомо. Пусть лысый, безлесный, но передо мной был все тот же Уиллоу-Бенд. Река сворачивала с севера, загибалась к западу, а потом к востоку. По берегам излучины росли желтые ивы. Да, все верно, ведь «уиллоу» – это ива, а «бенд» – излучина.
Мастодонты тем временем направились в дальнюю долину. Если не считать мастодонтов и птиц, других признаков жизни я не видел, но тут непременно водится кто-нибудь еще. Например, саблезубый тигр, ужасный волк, а то и пещерный медведь. Да, какое-то время я тут продержусь. Но недолго. Сделаю два выстрела, а потом ружье превратится в дубинку, и я останусь беззащитен.
Озираясь в поисках живности, я стал осторожно спускаться к реке. Она была значительно шире, чем в моем времени, и текла гораздо быстрее. Наверное, из-за талой воды с северного ледяного фронта.
Ивы казались туманно-желтыми из-за обилия пыльцы: громадные пушистые сережки покрывала золотистая пудра. Вода была чистой – настолько, что я видел, как по дну перекатываются камешки, а над ними снуют искристыми тенями стайки испуганных рыб. Вот оно, пропитание, подумал я. За неимением крючка и лески можно сплести сеть из лозы и скрепить ее кусочками ивовой коры. Да, получится не очень красиво и не вполне функционально, но для рыбалки сойдет. Я задумался, каково это – питаться одной сырой рыбой, и меня слегка замутило.
Если придется здесь жить, думал я, если не сумею вернуться в свое время, надо будет добыть огонь во что бы то ни стало, чтобы греться и готовить еду.
Стоя на берегу, я пробовал подвести итоги. Если реально смотреть на вещи, надо признать, что шансы вернуться в Уиллоу-Бенд моего времени ничтожно малы. А это значит, что у меня масса дел. Перво-наперво самое главное, напомнил себе я, – укрытие. Это важнее пищи. Если придется, можно и поголодать, но до темноты надо найти место, где я смогу спрятаться от ветра. Маленькое убежище, чтобы сберечь тепло моего тела. Но еще важнее не паниковать.