Мать Сумерек
Шрифт:
— Если можно, — добавила танша, поднимаясь из-за стола. — Мне стоит прогуляться и поспать сегодня.
— Еще бы, — отозвался Кхассав. Пока они обедали прислуга действительно подготовила комнаты, которые тану Яввуз занимала в прошлый раз и «нашла вполне пригодными». — Поздравляю с рождением близнецов, тану, — учтиво простился Кхассав.
Когда Бану и Хабур удалились, Кхассав откинулся на спинку кресла. Женись он на ней сам в свое время, сейчас не ломал бы голову, как получить на свою сторону все полчища северян и их огромную казну.
Но когда они встретились, он, увы, был женат на Джайе. Вопреки его тайным
На следующее утро Кхассав, Бану и Хабур расположились в кабинете собрания совета. Залы для празднований и столовые во дворце были, как и тысячи лет ранее, убраны низкими столами, вокруг которых рассаживались на пол на расстеленные ковры и подушки. Обсуждения деловых вопросов было невозможно вести в подобных расслабленных тонах, и потому сегодняшний завтрак было решено перенести сюда — в комнату с высоким дубовым столом, высокими стульями, со строгой рабочей атмосферой.
— У меня есть затея, — начал Кхассав сразу, как трое вошли в комнату. — Замысел, — поправил он себя. — И, честно сказать, среди остальных танов я тут едва ли найду более компетентного советчика.
Бансабира глянула на рамана искоса: серьезно? Он думает, её проймет лесть? Или он сейчас говорит правду и действительно намерен посоветоваться?
Едва успели рассесться прибывшие, как в дверь, возле которой замерли Вал, Шухран и парочка подданных дома Маатхас, постучали: завтрак, не иначе.
— Войди, — велел государь.
В кабинет вошли раману Тахивран и тан Аамут, её престарелый, обиженный и опозоренный Бансабирой на исходе Бойни отец.
— Доброго утра, сын, — Тахивран была, как всегда высокомерна. Аамут держался также.
— Раману, — приветствовал Кхассав. — Тан.
Аамута он активно отказывался звать дедом хотя бы потому, что ничегошеньки не помнил об этом человеке и едва ли не впервые на сознательном веку увидел его в день именин отца.
— Отчего ты не сказал нам, что собираешь собрание? — укоризненно поинтересовалась Тахивран.
— Оттого, что я хотел обсудить нечто с тану Яввуз наедине?
— За спиной у раману?
— Как раман имею право.
— Ты еще не раман.
— Но если выбирать из вас двоих, — обронила Бану как бы между прочим, разглядывая собственные пальцы, — армию дома Яввуз я поставила бы именно на его сторону.
— Армию северян? — Аамут поджал губы: от ненависти к маленькой танше его трясло с головы до ног, и это позволяло ему хоть немного контролировать себя.
— Армию Яввузов. За дом Маатхас я могу убить, но решать за него — не праве, — спокойно отозвалась женщина. Хабур улыбнулся в душе.
— Тебя никто не спрашивал! — рявкнул старый, разваливающийся тан Аамут, который, судя по виду, цеплялся за жизнь исключительно душившей его злобой к северянам. — И как ты смеешь сидеть, когда раману стоит?!
— Раман сидит, — заметил Хабур.
— А ты еще кто?!
— Так, или мы обсуждаем, зачем собрались, или расходимся, — настояла Бану. У дверей Шухран случайно покашлял, но в сложившейся ситуации вышло внушительно.
Кхассав вздохнул: в его семье действительно почему-то оказались на редкость тупые женщины!
— Речь о походе на Ласбарн. Что, если поход будет запланирован на какое-нибудь лето? Это удачное время?
Аамут и Тахивран сели за стол тоже, принимая живое участие в происходящем и всем видом демонстрируя, что от своего не отступят.
— Что? — уточнила Бану.
— Если Джайя родит мальчика, придет время исполнить условия договора. Не хочу, чтобы весь Этан тыкал в меня пальцем, называя клятвопреступником. Даже если эту клятву давала моя мать. Так что — Ласбарн. А вы, тану, насколько я знаю, бывали там не единожды.
— Угу, — согласилась Бану. — И нет никакого удачного времени для путешествия в Ласбарн.
— Ну, судя по истории Дайхатта, главное — не зимой, чтобы не попасть в бурю в Великом море, — заявила Тахивран. Бану не понравилось: Аймар за прошедший год ничего не сообщал ей о контактах со Светлейшей.
— Но уж точно не летом, — огрызнулась тану. — Там такое пекло, что здесь в то же время коренные ласбарнцы вымерли бы от холода. Зато ночью продирает до костей. Без должной привычки ничем хорошим для наших войск это не кончится.
— Что ты предлагаешь? Весну или осень?! Осенью воевать нельзя: если компания продлится до зимы, мы застрянем там из-за опасности штормов в Великом море, а в незнакомых местах…
— В незнакомых местах вроде Ласбарна лучше вообще никогда не воевать, — осекла Бану. — Я до сих пор не могу представить, каким образом эту страну в свое время подмял Орс.
— Но ведь ты там выжила! — Тахивран настойчиво ударила ладошкой по столу во имя настойчивости.
— Я знаю несколько троп и маршрутов, которые заучила с юности. Знаю несколько привычных ориентиров. Могу сообразить, как быть только в известных мне ситуациях или как выбрать путь, отталкиваясь от положения звезд и направления ветра. И я знаю, что ни в коем случае не стану идти пешком по незнакомым местам. В любое время, кроме января, в центре Ласбарна нечего делать на лошади. А вам ведь нужен центр и даже юг, не так ли? Чего ради воевать за глупый договор, если это не несет выгоды? Все шахты и прииски, редкая руда, редчайшие яды, от которых здесь не знают противоядий и которые можно сбывать на черном рынке среди своих и переправлять в Мирасс за баснословные деньги, — почти мечтательно перебирала Бану, — все находится в центре или на юге Ласбарна. А еще эта чудодейственная ласбарнская известь, что лечит многие раны и отнимает многие жизни. Ах! — она разулыбалась душевно.
Раманы уставились как на безумную, а танша внезапно посерьезнела:
— Понятно, что вам нужно, раману. Но цена, которую вы заплатите в песках, превысит все деньги, которые вы получите.
— Если бы не обокрала корону, — влез тан Аамут, — всего этого вообще бы не требовалось!
— Так это я повинна в неспособности Светлейшей уяснить, что самый главный элемент в битве — человек? — искренне удивилась Бану. — Когда в Ласбарне во имя бессмысленного золота поляжет половина или даже больше половины ясовской армии, военная мощь страны упадет до безобразного ничтожества, и тогда любой иноземный захватчик, проявивший некоторую прыть, не замедлит разбить нас на голову, захватить и, — Бану повела рукой, — увезти золото, над которым вы так трясетесь. Хотя бы тот же Алай Далхор, если почешется. И — пожалуйста: воззрения его заскорузлой державы перекроят весь Яс с головы до ног.