Мать Сумерек
Шрифт:
— Едва ли это признают все.
Гор усмехнулся и сел напротив.
— Ну, не без этого. Потребуется какое-то время, чтобы устранить наиболее активных несогласных с вашим правлением.
Таммуз задумался.
— Приход к власти всегда такой?
Гор пожал плечами: почем ему знать?
Таммуз глядел на молчаливого собеседника, пытаясь понять, что же, в конце концов, им движет. Тиглату было уже больше сорока: он стал короче стричь волосы, у него осеребрились виски, грубее от времени и непогод сделалась кожа вокруг шрамов. Откуда они у него, эти два параллельных шрама?
Как часто за рубцами вообще остается что-нибудь человеческое?
Гор глядел в ответ на царя с некоторой долей непринужденности и расслабленности, как если бы вокруг не происходило, общим счетом, ничего особенного.
— Ты что-нибудь чувствовал на казни Тая? — вдруг спросил царь. Гор с интересом поднял бровь. — Ну, он был свидетелем, как ты долгие годы трудился на благо Орса. Я бы даже сказал, вы делали одно дело. Думаю, его разочарование от твоего предательства было особенно велико.
— Пожалуй, — Гор опустил уголки губ в безмятежном предположении. — Если бы меня не звали здесь змеем, наверняка сейчас я был бы Тиглат Вероломный. Но в здешних широтах змей и так означает коварного гада.
— И тебя это не задевает?
Гор пожал плечами:
— Ваш отец звал меня Змеем девять лет, и весь Орс ему вторил. Едва ли стоит удивляться тому, как я поступил.
Таммуз хмыкнул.
— Значит, чтобы избежать предначертания, которое отпустил мне отец, достаточно сменить твое прозвище.
— Может быть. Не знаю, — честно ответил Гор. — Было время, и я был искренне верен Алаю Далхору. Во всем Этане он представлялся мне лучшим из владык.
— Тогда почему ты помог мне? Явно ведь не потому, что разделял мою ненависть и обиду?
Гор не изменился ни в позе, ни в лице, но Таммуз кожей почувствовал, как мгновенно перед ним оказался другой человек.
— Разве мы не говорили об этом прежде? Я увидел в вашем положении нечто схожее с тем, что давным-давно пережил сам. И чем отчаяннее вы действовали, тем больше росла моя симпатия. А что до Алая… — Гор задумчиво прищурился, потом немного наклонился, сцепив перед собой пальцы рук. — Алай очень любил разговоры начистоту и отчего-то решил, будто за пять-шесть лет службы я тоже их невыносимо полюблю. А это не так.
И хотя не было сказано ничего особенно острого, Таммуз понял, что диалог Змей обрубил. Что ж, значит, пора отдать ему какие-нибудь распоряжения. Какие угодно, лишь бы он перестал смотреть насквозь своими устрашающими прозрачно-голубыми глазами и занялся делом. Да, видать в этом была проблема отца: Змей заскучал без интересной работы и принялся вытворять, что на ум придет. А как всякий выходец Храма Даг, он наверняка считал интересной только разнообразие и сложность убийств.
— В таком случае, — Таммуз тоже постарался сменить тон. В конце концов, он столько лет примерял на себя бесконечные роли при аданийском дворе! — Тиглат, обеспечьте безопасность моей коронации и моего ближайшего правления. Зачистите все провинции от зачинщиков мятежей и всех тех, кто будет подбивать людей к беспорядкам. Сделайте все, чтобы в самом скором времени я смог на законных основаниях объединить свой трон с аданийским без всяких вопросов.
— Это все? — Гор со скучающим выражением приподнял брови. Негоже мальчишке заносится в приказах, рассудил Гор.
— Жду отчета, — отозвался Таммуз, и Гор беззвучно усмехнулся одним лишь краешком губ.
Охота на китов закончилась всего через две недели после приезда Кхассава на крайний север его владений, чему раман был несказанно рад. Зато потом активно развернулась охота на моржей, и первое время лежбища этих громадных созданий вызывали у Кхассава острый приступ то паники, то тошноты. Чуть позднее он приноровился, и, хотя китобоем он так и не стал, пару моржей смог свалить лично.
Из дюжины его охранников, которые гостили здесь вместе с раманом, от руки Бьё Водяного Быка погибло трое, от руки хромого Альдна, старшего из братьев Адальмы — еще один. Кхассав терпел: четыре бойца не стоят всего того золота и кораблей, которых предоставит ему Мать лагерей. За умение молчать и ладить с северянами местные даже дали ему прозвище — Хас Терпеливый, что, по словам Арла, означало, что южанин был признан обретшим достаточно ума, чтобы понимать жизнь.
Незадолго до окончания срока выполнения первого условия, Бансабира позвала мужа, рамана и Хабура поговорить без свидетелей.
— Итак, полагаю, я достиг успеха? — начал Кхассав первым, и выглядел как мальчишка, гордый собой до неприличия. — Сказать откровенно, тану, сколь Терпеливым меня ни зови, а я уже немного изнемог.
Он действительно был горд не без причин: то, что он вменял в вину Джайе, которая не смогла подружиться с Бану Яввуз, ему, похоже, удалось. Хотя бы в той степени, в которой можно успеть подружить за неполные пять недель.
— Мне казалось, за исключением тех четырех неудач с вашей охраной, которые случились в самом начале, вы нашли здесь определенное очарование.
Тут Кхассав слукавить не мог:
— Нашел, — прицокнув, признал раман. — Воистину, это место не забыто Богами, а охраняется ими.
Сагромах хмыкнул, вспомнив их давний разговор:
— Поняли, наконец, насколько хорошо за пазухой у дракона?
— А то! — усмехнулся Кхассав. — Хотя, сказать честно, я все же предпочитаю, чтобы яйца не замерзали всякий раз, когда идешь помочиться, — вдруг перевел глаза на таншу. — Простите, тану.
Бансабира махнула рукой и, прикрыв лицо рукой, затряслась от хохота. Да, еще пара месяцев и этот «нежный хлюпик» будет здесь как свой.
— Ну, мне кажется, кое-кто из местных женщин не раз помогал отогреть их? — пошутил Сагромах.
Кхассав засмеялся в ответ:
— Не все же вам развлекаться. Зато я точно единственный южанин, который наверняка спал с островитянкой с севера, — похвастался он.
В дверь гостиной постучали — Анаис принесла танше горячего меда, как та просила, и тут же вышла обратно. Бану налила себе, отерла ладошки, придвинулась носом к исходящему паром напитку.
Они как обычно в гостиной сидели на многослойных медвежьих шкурах вокруг невысоких круглых столов.