Мать Сумерек
Шрифт:
Значит, мгновенно сообразил Сагромах, брат наскоро подбил пачку вопросов, чтобы, когда Маатхас уедет из чертога, совсем уж не запустить.
— Чего медлишь? — спросил и вырвал из рук молочного брата конверт. Оглядел — печать цела. Большинство его писем Хабур вскрывает, не заботясь о тайне донесений: доверие ему Сагромаха было поистине безразмерным. Но на этот раз Хабур самоустранился от участия, и Сагромах, отчетливая понимая причины, был признателен.
— Можешь не уходить, — буркнул Маатхас, разворачивая конверт.
Быстро пробежал глазами.
— Мне нужен тот плащ, конь и пять человек охраны из лучших конников. Доделай остальное, — Маатхас подпрыгнул, даже не раздумывая. Но Хабур его удержал:
— Ты не можешь являться по первому её зову, — качнул седой головой. — И тем более, не можешь рисковать, выезжая всего с пятеркой людей, особенно после новостей, что на границе с Раггарами у них не спокойно.
— Какое мне дело до Раг…
— Мало ли, что может случиться, Сагромах. Тебе нужно нормально собраться и выехать в удобное время.
— Мне нужно, Хабур, — Сагромах в ответ взял брата плечи и чуть тряхнул, — чтобы я поскорее внес ясность. Потому что отношения вроде наших особенно плохи тем, что затягивают. Я уже почти привык быть ей союзником, чаявшим большего, но потерпевшим неудачу и смирившимся с ролью верного друга. А мне не это нужно. Я хочу быть с ней иначе, и если не переговорю сейчас…
— Она была с Дайхаттом…
— Седло — не постель, — заметил Сагромах. — Вместе путешествовать не значит вместе спать. К тому же — это ведь Бану, — он улыбнулся краем губ, убеждая брата, но в душе всковырнулся червь сомнения. Хабур-то не знает, но «это ведь Бану» была сама готова сблизится с ним, Маатхасом, на памятном пикнике. Кто знает…
А, бред! — Сагромах тряхнул густогривой головой. Единичный случай ничего не значит и ни о чем не свидетельствует. Не он ли подвел к тому, что Бану первой дотронулась до него? Не он ли ждал, надеялся и не верил, что это вообще возможно?
— Са, — просто позвал Хабур, как звал брата с мудренным именем, когда оба они были детьми.
— Да-да, — раздраженно протянул Сагромах. — Займись подготовкой отъезда. Как только, так сразу. И обязательно пусть соберут тот плащ.
Хабур смотрел вслед мужчине, проходящему сквозь входную дверь в кабинет-спальню. Даже самые влиятельные из людей, одолеваемые серьезным чувством, превращаются в непослушных юнцов, готовых срываться по первому зову милой, и по настойчивому — сердца.
Возвращаясь с рыночной площади, где казнили родственников Отана, Бану, раскачиваясь в седле рядом с Тахбиром, велела ему конфисковать особняк убитых… и отвести в качестве резиденции для нескольких капитанов из числа подданных Сиреневого танаара, которые после окончания Бойни пошли с её армией на север по той или иной причине. Общим счетом к сегодняшнему дню в её танааре было около шестисот сиреневых бойцов, так что шесть сотников с сопровождением с легкостью могли бы там разместиться. Заблаговременных планов на особняк у танши не было, а вот сейчас стало очевидно, как использовать его наилучшим образом. На его основе можно будет открыть хороший торговый дом, в котором будет гостевое крыло для торговцев из танаара деда. Крепкие отношения с Ниитасами особенно важны, пока Иден не помер.
Тахбир кивнул, пообещав заняться вопросом.
Когда делегация Яввузов спешивалась во внутреннем дворе донжона, Бану придержала Иввани за плечо и попросила пойти с ней. В кабинете окинула девчонку взглядом: обещала стать красоткой. Не миловидной, как Иттая, не хорошенькой, как Ниильтах, и даже не сдержанно привлекательной как сама Бану. Иввани росла красавицей, и Бану с удивлением обнаруживала, что кузина напоминает ей раманин Джайю: стройная, тонкокостная, с черными волосами до осиной талии, только глаза голубые, как у большинства Яввузов. Грудь высокая и небольшая, как утренние пряники, которые выпекала Адна, пока жила в чертоге.
Кажется, для Адны скоро сыщется новое занятие, прикинула в уме Бану.
— Тану?
Голос звонкий и совсем еще девичий. Она будто нарочно создана для Черного дома, вдруг улыбнулась Бансабира.
— Хочешь, чтобы и тебя так называли?
— В смысле, — не поняла девчонка, — таншей?
— Точно.
— Хочу, конечно, — молодое, с персиковой кожей лицо засветилось. Живая, чертовски живая и юная. И вместе с тем, пока еще куда скромнее Бансабиры.
— Я научу тебя.
Иввани зацвела, как самый гордый гиацинт. Так легко еще управлять её желаниями. Если уж вопреки Бану Сив будет препятствовать объединению с Дайхаттом, против воли единственной дочери, скорее всего, не пойдет.
— Я сделаю, все, что нужно!
— Усердно тренируйся. Это главное для начала, — Бансабира подошла к сестре вплотную. Хоть она и достаточно рослая, но ниже Бансабиры почти на полголовы. Интересно, выросла ли она, Бансабира, с тех пор, как вернулась в Яс? Похоже, все-таки вытянулась на дюйм или около того.
Танша положила ладони на плечи брюнетки, заставив ту поднять лицо навстречу госпоже:
— Быть тану — значит, всегда носить с собой ножны или, по крайней мере, нож.
— Я поняла, — с готовностью отозвалась девушка.
Бансабира мягко улыбнулась и кивнула: это все, сестра может идти.
Шухран поймал выпад Иввани и отвел с легкостью. Он всегда сражался двумя мечами и с первого дня воинской опеки над Иввани заставлял её делать то же.
— Давайте еще раз, танин.
Попробовали снова. Шухран методично, раз за разом заставлял Иввани отрабатывать три простых приема. Девчонка обливалась потом, но не достигала успеха. В отличие от Шухрана, она всерьез развита только на правую руку. В очередной раз обезоружив девчонку, Шухран сделал подсечку и повалил на землю. И вдруг, глядя сверху-вниз, протягивая руку, чтобы помочь встать, внутренне содрогнулся. В который раз за то время, пока тренирует её?