Мать ветров
Шрифт:
Но этой тихой звездной ночью седой покой историй, легенд и сказаний нарушили влажные звуки поцелуев.
— Камилла, прекрасная, милая, ты и в самом деле согласна? — шептал саориец, опаляя горячим дыханием нежную кожу юной баронессы. — Подумай, я ведь простой лекарь-бродяга, совсем скоро я покину замок твоего отца...
— Ах, оставь, прошу тебя, — нетерпеливо ответила девушка и впервые сама коснулась губами губ предмета своей необъяснимой страсти.
И осела в его руках, потеряв сознание.
Лекарь осторожно, но быстро опустил девушку в кресло,
— Два многотомника в два или три ряда, — отрывисто бросил мужчина и махнул рукой в сторону одной из дальних полок. — Вторая снизу, княжеские летописи.
Ромалийка помчалась к указанным книгам, а саориец бросился к противоположной стене, где на корешках толстых томов было написано «Хозяйства Грюнланда». Довольно нудное, пространное и практически несистематизированное описание особенностей местного земледелия и скотоводства в течение последних трех веков, похоже, не слишком интересовало барона, его семью и гостей. Слуги заботливо стирали пыль с переплета, но книги слиплись между собой, и лекарю пришлось приложить усилия, чтобы сдвинуть с места первый ряд. За ним оказался второй, а за третьим — аккуратная, едва приметная дверца.
— Сюда!
В руке светловолосой женщины блеснула связка отмычек. С пятой попытки дверь поддалась, и сообщники извлекли из тайника шкатулку с письмами. Пара глаз и еще один споро проглядели внушительную стопку, после чего на дне ящичка осталось два письма. Вскоре ромалийка исчезла за дверью, а саориец вернул книги на место, подошел к молодой баронессе и принялся приводить ее в чувство.
— Что со мной случилось? — слабым голосом спросила девушка, как только поняла, где и с кем она находится.
— Ты потеряла сознание, когда я попытался расшнуровать твой корсаж, — печальным и очень виноватым голосом ответил лекарь. Он бережно сжал похолодевшие пальчики баронессы в своих руках и покачал головой: — Камилла... Ты боишься, ты на самом деле не хочешь этого. И я... О Великий Самир, как я мог быть таким слепцом и глупцом! О чем я только думал! Нет, я не должен... У тебя еще вся жизнь впереди, а я чуть было ее не разрушил! Простите меня, Камилла, и, прошу Вас, забудем об этом.
— Ибрахим... Но как же... Почему...
— Потому что Вы — дочь благородного барона Баумгартена. А я — простой лекарь, потерявший разум, — с горечью промолвил мужчина. — Я сделал все, что в моих силах, для Вашего отца и уеду послезавтра на рассвете. Простите, если сможете, и... прощайте.
Чужестранец растворился во тьме коридоров замка, будто привидение, а в тиши библиотеки отчаянно колотилось раненое доверчивое сердце влюбленной.
Шустрая маленькая речка сбегала с Черных Холмов и бойко неслась через леса и луга мимо владений Баумгартенов, мимо крошечного городка Блюменштадта к Шварцбургу, главной крепости княжества Черного предела.
Ясным летним днем вдоль берега реки ехал одноглазый всадник в противоположную от этих грозных
— Зося! — мужчина подхватил женщину на руки, раскружил ее и рухнул на песок, с удовольствием придавив себя тяжестью крепкого горячего тела. — Месяц взаперти, две недели с тобой рядом и без тебя — я уж боялся, что с ума сойду!
— Было бы с чего, — фыркнула светловолосая и жадно прильнула к раскрывшимся ей навстречу губам. Оторвалась, чтобы глотнуть воздуха, и зеленые глаза лукаво сверкнули: — Ты, помнится, должен мне кое-что за поцелуй с Камиллой.
— Все, что пожелаешь, моя ведьма, но сначала я все-таки искупаюсь!
В прозрачных серебристых водах плескались, обдавая друг друга брызгами, отфыркиваясь и хохоча, мужчина и женщина, которым по возрасту полагалось бы неторопливо омывать свои тела, а не резвиться беззаботнее щенков. Впрочем, им обоим редко кто давал больше тридцати-тридцати пяти, в то время как ему недавно исполнилось сорок два, а ей — сорок.
— Раджи, хочу, — женщина первая вышла на берег и упала на раскаленный чистый песок, усыпанный жесткой хвоей.
— Ты же грозилась меня завалить, — усмехнулся мужчина и навис над своей ведьмой. Смуглое гибкое тело, покрытое шрамами, и просто неприятными, и откровенно уродливыми, едва касалось загорелой кожи, испещренной грубыми отметинами, а налившийся кровью член дразняще подрагивал у самого лона.
— Ах ты ж змея подколодная, прекрати издеваться! — простонала Зося, обхватила ногами ягодицы Раджи и одним сильным движением буквально вдавила его в себя.
Опасная извилистая тропинка круто поднималась в гору, и всадники спрыгнули с лошадей. В сумерках в густом хвойном лесу было темно — хоть глаз выколи — но оба и на ощупь могли бы пройти здесь, ни разу не споткнувшись.
Мрачные очертания Черных Холмов да зловещие поскрипывания старых деревьев заставили бы стучать зубами кого угодно, но они возвращались домой и должны были только радоваться. Зося и радовалась. Почти.
— Ты хотя бы недели две побудешь в лагере? — спросила она.
— Постараюсь, — после непродолжительного молчания заговорил Раджи. — Но... Не нравится мне этот Теодор. А ведь отряд Мариуша заглядывает как раз к его крестьянам. Надо бы наведаться к ребятам, пересмотреть тактику набегов... да и на самого Мариуша посмотреть.
Зося кивнула. Раджи, конечно, не увидел этого жеста, но она была уверена, что почувствовал. Почти девять лет назад жизнерадостный молодой скорняк потерял ту, которую беззаветно и безнадежно любил. Вскоре после трагедии он подался тогда еще в подпольный отряд «Фён». Со временем отряд превратился в армию, а Мариуш возглавил отдельную боевую единицу. Он был поистине незаменим. Вот только рана на сердце упрямо не желала затягиваться, и ему время от времени требовалась поддержка.