Шрифт:
Евгений Попов
Materia
Рассказ о непонятном
"Материя исчезает" - это значит исчезает тот предел,
до которого мы знали материю до сих пор; наше знание идет глубже...
Владимир И.Ленин
– Это верхний этаж, - сказал лифтер.
– Пусть прибавят еще один, - сказал мистер Выход.
– Нам надо выше, - сказал мистер Вход.
– На небо, - сказал мистер Выход.
Фрэнсис С.Фицджеральд
Где-то в середине семидесятых прошлого века, когда советские большевики уже окончательно спятили, кто-то научил их, что красота спасет коммунизм, и они тогда
Еще там имелись холодные холлы, обширные кафельные туалеты, где в тотальном отсутствии туалетной бумаги вечно текла в вечность угрюмая унитазная вода, а также содержались уютные по меркам этих канувших времен БАРЫ. Где перед началом и в антракте любого представления или мероприятия теснились в унизительной для искусства очереди отнюдь не бары, потому что таковых всех порезали да побили за годы существования советской власти, а простые уцелевшие трудящиеся разного достатка: кто пил якобы шампанское, если не было очередного советского сухого закона, кто - мутный яблочный сок из граненого стакана. Люди лакомились мелким пищевым дефицитом тех лет подъедали шоколадные конфетки, кушали бутерброды с сыром, варено-копченой колбаской, а если повезет, то даже и с так называемой красной рыбой.
Кто ж ведал, господа-товарищи, чем все это дело обернется, каким звериным оскалом капитализма, кто же знал, родные, что пройдет всего лишь двадцать пять лет и богачи станут обжираться устрицами, ездить на "мерседесах", а трудящиеся будут вынуждены питаться сухим корейским супом с оптового рынка и разыскивать с помощью газеты "Из рук в руки" фару для своих разбитых по пьяни "Жигулей"?
– И все-таки жизнь оказалась гораздо лучше, чем я предполагал, - сказал Хабаров.
– Только время слишком быстро бежит, и я за ним не поспеваю.
– Я тоже люблю, когда - медленно, - немедленно согласился Гдов. Помнишь, Скотт Фицджеральд утверждал, что в молодости он даже мочился быстрее.
– Сам ты скот, - плоско сострил Хабаров.
– А ты - чудило через букву "му", - ласково парировал Гдов.
И устало улыбнулся, как всякий angry old man, чей возраст колеблется вокруг пятидесяти пяти. Они, естественно, сидели в преображенном капиталистами баре старого ДК. Там, где теперь бутылки разноцветные висят вниз головами, и вкусно пахнет свежемолотым кофе, и бармен с зализанными висками носит праздничный жилет, лакированные ботинки...
Они, может, и не хотели бы сидеть в баре, но что им оставалось делать, если их жены вдруг подружились и возжелали непременно посетить за бешеные деньги модный мюзикл, а новые хозяева страны перевели время на час
– И это вовсе не Фицджеральд написал, а какой-то грек, - вспомнил Хабаров то, чему не учили.
– Лауреат Международной Ленинской премии Манолис Глезос, да? подковырнул его Гдов.
– Фуезос, - угрюмо отвернулся Хабаров.
И увидел, как какой-то черный человек идет вдоль стенки вихляющей походкой и несет тяжелый бумажный мешок с надписью "Materia".
– "Materia" - это что?
– спросил Хабаров.
– "Materia" - это по-русски будет материя, - ответил Гдов.
– А что такое "материя"?
– Да что хочешь. Хочешь - ткань из шерсти, хлопка и шелка, хочешь содержание в противоположность форме, хочешь - объективная реальность, данная нам в ощущениях и существующая вне зависимости от них.
– Понятно, - сказал Хабаров, которому действительно все вдруг стало понятно.
– Это ты про Фицджеральда завел, не я, так вот я тебе скажу, что в этом смысле наше будущее оптимистичнее.
– То есть?
– То и есть. В этой Америке раньше был такой же бардак, как у нас сейчас. Индейцев порезали, с англичанами воевали, Сакку и Ванцетти убили. Бедняки кушали очень плохо, сортиры были на улице, анархисты взрывали бомбы, от солдат, что вернулись с фронта, назревала революционная обстановка.
– Ты чего плетешь? С какого еще фронта?
– Фронта империалистической бойни Первой мировой войны, - отчеканил Хабаров.
– Да в Америке уже в те годы автомобилей было видимо-невидимо и в поездах был установлен телефон. Ты чего?
– Кроме того, шло дикое пьянство, как у нас раньше, при Брежневе. Вот ты на них посмотри, на этих американских классиков: Фицджеральд - алкаш, Фолкнер - пьянь, Хемингуэй опять же...
– Ну?
– Гну. Но Америка выкрутилась и не попала под красное колесо, выкрутимся и мы.
Воцарилась пауза, во время которой Гдов изучающе глядел на друга, пытаясь понять, может, тот все-таки пьян или еще хуже - уже окончательно сошел с ума за те несколько недель, что они не виделись? Да нет, вроде бы трезв. И с чего бы это ему вдруг оказаться пьяным, когда они встретились полчаса назад у входа в этот самый Дворец, который называется не то "Рассвет", не то "Закат", не то еще как по-советски? "А может, это я сошел с ума?" - мельком подумал Гдов, но эта мысль его не развеселила.
– Бабы точно на час позже придут, - сказал грубый Хабаров.
– Они точно время перепутали, мля.
– Ладно, что с них взять, - скривился Гдов.
– Как в Крыму-то отдохнули?
– Прекрасно. Вот тебе мой социальный заказ - напиши про меня фельетон за сотню баксов налом, - предложил Хабаров.
– О чем фельетон?
– О том, как очередная турфирма в очередной раз обманула в очередной раз возрождающийся средний класс, то есть меня. Правда, я нынче все равно себя чувствую лучше всех.